Поток картин хлынул в мозг землянина.
— … Цивилизация, новая и странная и все же отличающаяся от той, которая известна моему народу уже тысячелетия. Может быть, это было эгоистично с нашей стороны, что мы вернулись обратно в наши леса (в сознании, что мы умрем в одиночестве под звуки жалобных песен) и стали жить в красоте и воспоминаниях. Может быть те, кто придет после нас, смогут воспользоваться тем, что мы знали и что мы узнаем теперь. Мы должны пойти к ним и обучить их. Мы должны принести им опыт, который наш народ собрал, живя в лесу. Это на тот случай, если нас больше не будет…
Поток мыслей наполнил сознание Дэвида почти болезненным чувством одиночества. Он вынужден был высвободить свою руку из руки Керала и сглотнуть, иначе он может заплакать. Керал посмотрел на него, с любопытством, но без всякого презрения.
— Прикосновение не разрешено вашей культурой? Извини меня. Я не мог это делать для каждого, но ты… я могу тебя коснуться без того, чтобы… испугаться, — Керал подыскал слова и снова коснулся Дэвида своей тонкой, холодной рукой. Дэвид заботливо спросил: — Почему умирает твой народ, Керал? Регис сказал нам, что сегодня вы — лишь легенда.
…Бесконечная печаль, как оторванность от далекого берега. Листья падают, почки высыхают, мы стареем и умираем, и дети не подхватывают наших песен… А я, самый одинокий из всех, потому что я умираю здесь, в изгнании…
Рука чужеземца стискивает мою руку, это желанный чужеземец, но, несмотря на это, он все-таки чужеземец Дэвид?
Добровольное изгнание — все же изгнание… которое примиряло меня с путем, по которому я должен идти один…
Горы отделяют нас и мир от морей… и во сне мы видим…
Волна вознеслась, разбилась и запенилась на молчаливом берегу боли. Дэвид тяжело сглотнул, и руки их разъединились. Они уже так доверяли друг другу, так сошлись за это короткое время, как только было возможно, а теперь они снова отдалились. Керал сказал:
— Я пришел сюда затем, чтобы вы узнали, что стало с моим народом. Остальные слишком стары, они умрут вне леса. Я готов сказать вам все, что смогу. Но я сам жажду знаний. Позволь мне принять участие в исследованиях, Дэвид. Позволь мне узнать, что ты обнаружил, скажи мне, что ты изучаешь. Я быстро усвою язык твоего народа, у моего народа очень большие способности к языкам.
— У тебя, несомненно, они есть, — с удивлением заметил Дэвид.
Еще вчера Керал с трудом мог подобрать пару слов в сравнительно несложном языке каста Региса, а теперь он говорил на гахуэнга или на Свободном Языке, который земляне и дарковерцы использовали на всех планетах, и говорил довольно бегло. Дэвид изучил язык при помощи учебных лент на пути сюда. Он сказал:
— Я ничего не имею против этого и я уверен, что Джейсон и администрация охотно предоставят тебе эту возможность, если ты этого захочешь. И если ты хочешь остаться здесь, я сделаю все, что смогу, чтобы ты чувствовал себя как можно менее… одиноким и естественным. Конечно, сам я не могу этого решать, ты должен будешь поговорить с Регисом. Если ты хочешь знать, что мы обнаружили, я с радостью расскажу тебе все, что знаю сам. А ты не ответишь мне на пару вопросов? Ты вчера был так смущен и к тебе было так трудно пробиться. К примеру, сколько тебе лет?
Он выгладит приблизительно лет на семнадцать, хотя он должен быть старше.
— Я самый молодой из моего народа, — ответил Керал. — Почти последний из рожденных. Но ты хочешь знать, как много солнечных восходов я прожил, но этого я не могу сказать. Я думаю, вы измеряете время иначе, чем мы. Для нас прошло много солнечных восходов и это как сон за сном, начало и конец песни. Я должен попытаться думать другими понятиями, когда я говорю с вами, и это одно из оснований, почему более старшие среди нас не могут больше выносить общения с вами. Дни и падение листьев, кажется, управляют вашими мыслями, словами, поступками и телами. Я родился — как я могу выразить это таким образом, чтобы вы поняли? Это было до того времени, как большая звезда дошла до своего места над полярными льдами. Говорит ли тебе это что-то?
— Нет, — признался Дэвид, — и я не астроном, но я держу пари, что кто-нибудь может установить эту дату, он был подавлен. Ты говоришь мне, что тебе, может быть, уже сотня лет! Легенды о бессмертных расах! — И хотя твой народ так долго живет, ты говоришь, что он вымирает? Я не хочу причинять тебе боли, Керал. Но мы должны это знать.
— Мы начали вымирать еще за столетие до того, как земляне пришли на Дарковер, — объяснил чири. Он говорил тихо и с убеждением. — Мы никогда не были многочисленной или продуктивной расой — это верные слова? — и хотя мы в течение долгого времени росли и процветали, как стоящее в цвету дерево, все имеет свой конец. Время очень мало значит для нас, мы его просто не замечаем. Может быть, произошли какие-то изменения в наших клетках и эти изменения были вызваны охлаждением солнца. Время между появлением наших детей становилось все длиннее и длиннее, между рождениями, происходило все больше и больше солнечных восходов и закатов. Я думаю, чем холоднее становилось солнце, тем больше был этот промежуток. Часто бывало, что один из наших людей, созревший для спаривания, не мог найти себе партнера. И хотя мы не умирали сами, мы гибли от несчастных случаев, диких зверей и непогоды. Умирало больше, чем рождалось. Этот процесс протекал очень медленно, так медленно, что мы ничего не знали об этом, пока наши старейшины не увидели, что больше вообще не появляется детей, хотя некоторые из молодых людей достигли возраста спаривания. Когда-нибудь не скоро, но и не в таком уж далеком будущем, нас больше не будет, — в его голосе не было никаких эмоций. — Мы перепробовали множество средств. Когда ты научишься понимать наш язык, я расскажу тебе, что я слышал от наших старейшин — о мерах, предпринятых для спасения нашего народа. Однако ничего не помогало. Мы исчезнем, словно нас никогда и не было, как зеленые листья последнего лета.
Тишина и безнадежное спокойствие Керала врезались Дэвиду в сердце. Он не выносил тишины, он не выносил, не хотел, чтобы свет, который зажегся в его душе, когда он впервые увидел Керала, погас в этой безнадежности. Но что он мог сделать?
— Ну, у моего народа есть и поговорка: «Никогда не говори о смерти, сказал он. — Регис думает, что телепаты Дарковера вымирают, но он что-то предпринимает против этого, он не поет жалобных песен. Может быть еще не поздно, как ты думаешь, Керал? Ко даже если это и так, мы сделаем все от нас зависящее, чтобы узнать от вас побольше, и будем благодарны вам за это.
Керал снова ослепительно улыбнулся.
— Мне приятно это слышать. Как я тебе уже сказал, мой народ очень долго живет в лесах, поет жалобные песни и ждет, пока его покроет опавшая листва. Итак, я здесь.
Дэвид взял в руки папку, которую он изучал за обедом.
— Ты убежден, что больше не существует расы, подобной вашей?
Согласное молчание Керала.
Дэвид взорвал бомбу равнодушно, почти без нажима.
— Ты знаешь, что Мисси тоже чири?
Он не подготовился к такой поспешной реакции. Керала, к такому потоку страха, отвращения и негодования.
— Это невозможно… Эта… самка животного? Нет, Дэвид, поверь мне, мой друг, это невозможно! Дэвид, я касался ее, как я только что касался тебя. Ты сейчас серьезно думаешь, что я ошибаюсь?
— Не по твоим понятиям, — Дэвид был смущён, но готов был защищать достижения своей собственной науки, пока Керал не сможет назвать ему более веские основания, чем просто физическое отвращение. — Во всяком случае, существует раса, похожая на твою, как два близнеца. Я покажу тебе, что я имею в виду.
Он достал карточку с психическими данными. Керал показал большее знание анатомии, чем он предполагал. Очевидно, у него были способности и в этой области и он воспользовался ими, преодолев языковый барьер. Дэвид объяснил ему обозначение шкал приборов и диаграмм, и Керал, наморщив лоб, смотрел на них со все возрастающим беспокойством.
— Дэвид, я не понимаю этого! Мой инстинкт говорит мне, что ты неправ, а мой разум утверждает, что ты прав. Мы должны разгадать эту загадку Мисси на каждый вопрос, который ей задавали, отвечала ложью. На каждый вопрос без исключения, словно ее вынуждали к этому. Если она действительно хорошая
