Франции. По крайней мере достоянием женщины, поклявшейся в верности Франции.
Смерть Генри дорого обошлась великой миссии. Только стыд перед собственным сыном мог вынудить Генри пойти на попятную. Это было ясно как день. До чего же приятно теперь наблюдать, как сын катится в пропасть вслед за отцом! История повторялась, и весьма кстати, ведь именно это и требовалось в нынешних обстоятельствах.
За последнее время они понесли несколько потерь, и большей частью из-за этих проклятых «лжецов»…
Руки неизвестного, лежавшие на стене, сжались в кулаки, так что его ногти заскрежетали по камню.
Кто такие эти «лжецы»? Всего лишь кучка помойных крыс, вырождающиеся аристократы. «Какже им удалось с такой легкостью уничтожить лучших представителей нашей агентурной сети?»
Лавиния Уинчелл была настоящей находкой. Очаровательная и беспощадно чувственная, она очень ловко соблазняла этих английских шпионов, обрекая их на погибель. Пока «лжецы» не натравили на нее ее же пособника, Джекема.
Уодсворт, оружейник, с младых ногтей верой и правдой служил Франции. Дальновидный был человек, не в пример своему жадному сыночку. Оба они приносили пользу, пока эти карманники, именовавшие себя знатными господами, не уничтожили и их.
Затем «лжецы» перехватили дочку шифровальщика, тем самым лишив императора рычага воздействия на ее папашу, которого он должен был заставить работать на Францию. Вот уж воистину постыдный промах!
Отнять у него победу, когда он был в шаге оттого, чтобы повергнуть в прах самих «лжецов»… Он горел жаждой мести. Ему явно нужна была новая шпионская группировка. Забросив все дела, он стал неотступно следовать за Дейном Колуэллом.
Нынешние его приспешники – жалкая горстка никчемных младших сыновей и плутоватых слуг – могли переманить на его сторону только новую партию себе подобных. Мелкие воришки и изменники не годились для его дела. Нет, ему был нужен лорд Гринли – человек с безупречной репутацией, если не считать покрытого тайной предательства его отца. Конечно, он мог со временем прибрать к рукам власть в правительстве, но был довольно ленив и равнодушен к политике.
Что ж, если Англии не удалось завоевать его преданность, это сделает Франция. И чтобы захватить короля, надо воспользоваться королевой.
Тело наблюдателя затекало от неудобной скрюченной позы на холодном камне. Незнакомец осторожно распрямился и спрыгнул обратно на землю по другую сторону стены. В деревянном помещении конюшни зашевелились лошади. Они тихонько ржали, надеясь на ранний завтрак.
Наблюдатель стремительно зашагал по аллее, не дожидаясь, пока конюх выяснит причину их беспокойства, и растворился в темноте с ловкостью человека, проделывавшего это не один раз.
Когда Оливия проснулась, в комнате было темно, а угли едва тлели в камине. Она сладко потянулась, собираясь повернуться на другой бок и снова погрузиться в сон, но неожиданно коснулась чего-то твердого.
Нога. Мужская нога. Нога ее мужа.
Мужа, по-прежнему одетого в брюки, тогда как она спала чуть ли не голышом. Какой стыд! При этой мысли по телу Оливии прокатилась легкая зыбь.
«Интересно, каково было бы предстать перед ним обнаженной, словно… словно обращенная в рабство принцесса перед королем отсталой страны?»
Зыбь усилилась, перейдя в дрожь возбуждения. Если он вдруг проснется и увидит ее такую, полунагую, открытую для ласк, закончит ли он то, что начал этим вечером? Оливия была уверена, что за этим должно последовать что-то еще. Она видела, как жеребцы покрывают кобыл и как кобели спариваются с самочками, хотя подозревала, что люди делают это несколько иначе, нежели четвероногие твари.
Девушка закрыла глаза, несмотря на то что в комнате царил полумрак, и попыталась представить, как Дейн взгромождается на нее… точно жеребец, пристраивается сзади. Его мускулы перекатываются под золотистой кожей, лоснящейся на солнце…
Оливию пробрала дрожь.
Своими движениями она, должно быть, разбудила Дейна, потому что он перекатился на бок и придвинулся к ней.
– Что случилось? – поинтересовался он хриплым сонным голосом. – Тебе приснился плохой сон?
Оливия мигом выкинула из головы порочные мысли.
– Э-э… нет. Сон не был плохим. – «Отнюдь не плохим».
Гринли обвил ручищей талию Оливии и притянул ее поближе. Девушка вздрогнула от этого прикосновения.
– Ты озябла? – пробормотал виконт.
Нет, совсем наоборот. И прежде чем она успела ответить, или поцеловать его, или сделать что-нибудь еще, что ей так хотелось проделать со своим новоиспеченным мужем, похожим на норманнского бога, в животе у нее оглушительно заурчало. Оливия прихлопнула ладошкой рот, готовая сквозь землю провалиться от стыда. Маменька была бы потрясена до глубины души. Маменька вся побелела бы от ужаса. Маменька…
Дейн хихикнул. Тихий рокот прокатился по уютному пространству задрапированной пологом кровати.
– Это я во всем виноват, да? Я так и не позвонил, чтобы тебе принесли поесть.
Он перекатился на другой бок и потянулся к шнурку звонка, собираясь вызвать служанку.
Оливия положила руку на его обнаженное плечо.
– Неужели обязательно их будить? Они ведь целый день работали не покладая рук.
Дейн повернул голову и вопросительно посмотрел на нее:
– Их работа – являться по моему первому требованию. За это я плачу им хорошие деньги.
Оливия насупилась:
– Слуги тоже люди, милорд. Им тоже необходим отдых, чтобы они могли «являться по вашему требованию». Меня так и подмывает подстрекнуть их на мятеж.
Гринли снова повернулся к ней лицом и приподнялся на локте, подперев кулаком подбородок. В полутьме его внушительный силуэт напоминал горную гряду.
– И что же вы мне предлагаете, леди Гринли? Обслужить вас самому?
Оливия хотела предложить именно это, как только смогла бы спокойно дышать.
Она резко тряхнула головой.
«Что-то у меня разыгралось воображение».
– Нет, разумеется. Я вполне могу спуститься на кухню и выбрать себе что-нибудь из еды.
– Одна?
Леди Гринли пожала плечами:
– А что тут такого?
– В этом? – удивленно сказал он, показывая ей развязанные тесемки сорочки.
Она поджала губы:
– Ну нет. Конечно же, я оденусь. – Виконт хихикнул:
– Даже не думай. Я запрещаю!
Что, остаться в чем мать родила? Хотя бы это должно было немного встревожить Оливию, но этого не произошло.
Маменька никогда не касалась этой темы, но, как считала Оливия, истинная леди не стала бы терпеть раздевание по команде.
Но маменька здесь не хозяйка – хозяева здесь они с мужем. И если ее потрясающему супругу угодно видеть ее в неглиже, она с радостью в неглиже и останется!
– Я могу потерпеть и до завтрака, – передумала она. Дейн поднялся с кровати.
– Тогда я, пожалуй, вернусь к себе в комнату. – Оливии ужасно не хотелось, чтобы он возвращался к себе, но не могла же она слезно умолять его провести с ней всю ночь? Хотя вряд ли она сможет уснуть, если Дейн будет лежать у нее под боком. Идея со слезными мольбами показалась ей наиболее привлекательной, но исключительно из вежливости она сказала:
– Можешь остаться, если хочешь. – Он даже не повернул головы.
– Думаю, не стоит.
По пути к двери Дейн взял на каминной полке новую свечу, засветил ее от тлеющих углей и вставил в серебряный подсвечник. Яркое пламя наполнило комнату золотистым светом.
У Оливии захватило дух, когда она увидела обнаженную грудь Дейна. Пламя свечи ярко освещало каждую выпуклость и впадинку на его мускулистой груди и открывало глазам всю мощь рельефного живота.
Оливия неожиданно охнула от представшей перед ней картины. Она резко села в постели, позабыв запахнуть сорочку и внезапно стушевавшись. Глупо, конечно, если учесть, что он проделал с ней совсем недавно. И ей очень захотелось проделать с ним то же самое. Она ухватилась рукой за ворот его сорочки…
Оливии вдруг показалось, что Дейн стиснул зубы. По-видимому, его сиятельство все-таки хотел остаться.
Дейн вздохнул. Хищное выражение на миг исказило его черты. Виконт улыбнулся своей непринужденной улыбкой, словно был всего-навсего заурядным парнем, покладистым и добродушным.
Что за нелепая мысль! Как будто такой мужчина мог быть заурядным!
Он погрозил ей пальцем:
– Ай-ай-ай! Так нечестно.
Скрыв разочарование, Оливия запахнула сорочку и посмотрела на мужа, склонив голову набок.
– Неужели вы и впрямь сказали «ай-ай-ай», милорд? – насмешливо поинтересовалась она. – Я-то думала, это выражение в ходу только у дам определенного возраста.
Челюсть виконта отвисла. Еще долгое время он стоял, тупо уставившись на нее.
– Так ты действительно меня не боишься? – спросил он, потрясенно тряхнув головой.
Оливия подтянула накрытые одеялом колени к груди и положила на них руки крест- накрест.
– Ты все время меня об этом спрашиваешь. С чего мне тебя бояться? Ты что, плохой человек?
По некой причине этот вопрос поставил его в тупик. Полуобнаженный человек-бог стоял перед ней и, похоже, всерьез обдумывал ответ. Леди Гринли хмуро посмотрела на него:
– Не думала, что это будет вопрос на засыпку, милорд.
– Я привык считать себя благородным человеком и на меньшее не согласен, – медленно промолвил он. – Я сам придерживаюсь довольно строгих правил поведения, и того же требую от остальных.
– Разумеется. – Она беспечно кивнула. – Ты же
