Однако он так и не произнес этих слов вслух. Вместо этого юноша молча кивнул в ответ и взошел на борт лодки.
На «Сотерии» ничего не изменилось; все было так же, как и в последний раз, когда он покинул ее, – та же теснота, грязь и убожество. Юноша лег на свою постель в каюте на корме лодки, между Ани и Аполлонием, но так и не смог сомкнуть глаз и всю ночь смотрел в потолок.
Утром он сказал, что не совсем здоров, – кстати, это было сущей правдой – и остался в каюте. Его предпочли не тревожить, тем более что у всех было слишком много дел. Ани, кажется, удалось найти поставщика олова. Помимо этого он закупил большое количество изделий из стекла. Целый день они бегали туда-сюда, споря о том, сколько места займет на корабле товар и как его лучше разместить. Как оказалось, «Сотерия» не такая уж большая, чтобы увезти все сразу. Однако эта проблема разрешилась сама собой, когда выяснилось, что поставщик не имеет в наличии всего олова, о котором шла речь с самого начала. Ани ходил на переговоры с ним, чтобы решить, то ли поставщик привезет остаток металла в Коптос, то ли Ани придется вернуться за ним в Александрию. Вся команда тем временем грузила на борт стекло. Ариону, отрешенно наблюдавшему за суетой, казалось, что все это происходит во сне.
Несколько раз к нему в каюту заходила Тиатрес. Передавая юноше прохладительные напитки, женщина горячо благодарила его за спасение Мелантэ. Девушка тоже навестила его вместе со своей мачехой, но Арион попросил ее уйти. Когда наступил новый день, принятое накануне решение показалось ему еще более ужасным и менее простительным, чем вчера.
Где-то во второй половине дня у Ариона случился небольшой приступ, но, как это ни странно, принес ему утешение. Все воспоминания, нахлынувшие на него в этот раз, были приятными: Филадельф, играющий с камушками, Родон, объясняющий ему философию, сад, с прудом, в котором плавали карпы. Только сейчас Арион подумал о том, что, с тех пор как рассказал Ани о кошмаре с человеком, привязанным к столу, он больше ни разу не видел его во время приступа. О Зевс, как хорошо, если он навсегда избавился от этого страшного воспоминания!
Вечером в каюту заглянул Ани. Все остальные в это время ужинали на палубе.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
Арион поднял голову и уставился в полоток каюты. Ему хотелось ответить: «Ты знаешь, в Галлии жрецы Кибелы[52] во время экстатических ритуалов кастрируют себя. Мне кажется, будто я один из них на следующий день после экзекуции».
Но он предпочел промолчать, иначе это было бы несправедливо по отношению к человеку, который любит его как сына и ради его спасения поручился собственной жизнью и жизнью своей семьи. Юноша доверял Ани, как никогда и никому не доверял за всю свою жизнь, и понимал – теперь он мог в этом признаться самому себе, – что он тоже полюбил его как отца, которого никогда не знал. Но вместо этого Арион сказал:
– Жить буду, не волнуйся.
Ани присел на корточки возле него и закусил нижнюю губу.
– После всего, что тебе пришлось пережить, будет обидно, если ты выберешь смерть. А что случилось с Электрой у Еврипида?
– Царевну Электру, дочь Агамемнона, выдали замуж за простого крестьянина, чтобы она не могла родить сыновей, которые отомстили бы за ее убитого отца.
Ани ахнул.
– На деле крестьянин, из уважения к царской семье, так и не вступал с ней в брачные отношения. И пьеса заканчивается тем, что этот брак расторгли.
– Пожалуйста, не рассказывай эту историю Мелантэ. Она и так вся извелась.
Ариону вспомнился короткий разговор с девушкой перед дверью в зал для аудиенций. Тогда ему казалось, что он обеспечил ее безопасность ценой собственной жизни, и прикосновения ее тела, губ, рук, гладящих его волосы, ее сладкий голос, шепчущий слова любви, воспринимались им как самое дорогое на свете. Он даже подумал, что жить и обладать ею – дороже его царского имени. Может, когда-нибудь эти чувства вернутся к нему. Но сейчас ему казалось, что он поступил как трус и глупец. Дионис! Как он мог отказаться от своего имени?
– Я уже не знаю, кто я, – с тоской в голосе произнес Арион, и Ани увидел слезы в глазах юноши.
– Она в этом не виновата, – заметил Ани. – Мелантэ знает тебя таким, какой ты есть на самом деле. Ты для нее Арион, спасший ее и всю семью, мужчина, которого она любит.
– Теперь я принадлежу тебе! – гневно воскликнул Арион, привставая с постели. – В Беренике я должен был тебе тридцать драхм. К тому времени как мы приехали в Коптос, эта сумма возросла вдвое, а сейчас... – Он отвернулся, смахнув с лица непрошеную слезу. – Меня... просто отдали тебе. Октавиан сам так сказал. И кто я теперь – твой раб?
– Я предлагал тебе только сотрудничество, – грустно ответил Ани. – Тебе необязательно жениться на Мелантэ. Если повезет, встретишь кого-нибудь еще.
У юноши перехватило дыхание.
– Уйди. Пожалуйста. Еще слишком рано что-либо обсуждать, мне очень больно.
Ани тяжело вздохнул, кивнул ему и поднялся.
– Хочешь что-нибудь поесть?
– Нет, спасибо.
– Может, принести чистый хитон? Этот слишком уж грязный.
– Позже.
Утром они закончили погрузку стекла. Хрупкие изделия паковали в корзины, перекладывая их пальмовыми листьями. Ани снова пошел в банк, филиал которого был в Коптосе и который имел небольшое отделение в Беренике, работавшее лишь по сезону в определенное время. Там он получил аккредитивы, поскольку боялся брать в дорогу большую сумму денег. Затем он отправился к поставщику и окончательно
