он вступил в связь со Сьюзен не потому, что она ему нравилась, а из ненависти ко мне, из желания доказать, что класс господ всегда и во всем без труда одерживает верх. Но вот он шагнул из темноты, и при ярком свете я увидел всего лишь человека среднего возраста в белой рубашке, которая от частой стирки приобрела желтоватый оттенок.
— Привет, старина, — сказал он. — Давненько не виделись.
— У нас с вами получились настоящие прятки, — заметил я. — Мы вернулись после отдыха, — вы отправились отдыхать.
Я поцеловал Сибиллу.
— Ну как поживаем, дорогая? Как дети?
— Здоровы и веселы, как и все мы, кроме Марка, — сказала она. — Он подцепил на Майорке страшную пакость: его укусила какая-то дрянь…
— Как это неприятно, — сказал я.
Марк нервно потирал руки.
— Ерунда, — сказал он. — Это был обычный испанский клещ. Но он вызвал к жизни старую хворь.
Старой хворью была тропическая болезнь, которую Марк подхватил в Бирме; он всегда старался хотя бы раз упомянуть о ней в разговоре, подобно тому как люди более простодушные стараются упомянуть о своих наградах. Но сегодня он и в самом деле выглядел неважно: глаза у него были воспаленные, и даже загар не мог скрыть бледности лица.
— Придется последить за собой, старина, — сказал я.
— Я все время ему об этом твержу, — сказала Сибилла. И обняла мужа. — Ему бы следовало лежать, но он ни за что не хотел пропустить день рождения Сьюзен.
И она негодующе посмотрела на меня, словно я собственноручно вытащил Марка из постели.
— Я говорила, что Сьюзен поймет и извинит его, но ему не хотелось ее огорчать…
Я улыбнулся.
— Вот это уже дар от чистого сердца. И мы, право были бы огорчены, если бы Марк не пришел.
— Ради бога, Сибилла, ведь я еще не умираю, — вмешался Марк. — Своими разговорами ты ставишь Джо в идиотское положение.
— Зачем вы так, старина; она ведь только печется о здоровье своего мужа, — заметил я. И провел их в гостиную. — Для этого жены и существуют, не так ли, Сибилла?
Она кинула на меня удивленный взгляд. Я расхохотался.
— Разве не так? Выпейте чего-нибудь, дорогая, и вы сразу почувствуете себя в своей тарелке. Да и Марк тоже. Скажите, чего вам налить, и желание ваше будет тотчас исполнено.
Я окинул взглядом комнату: веселье началось. Всего пять минут тому назад двадцать человек лениво переговаривались, неторопливо потягивали вино, как-то исподтишка накладывали себе пищу на тарелки, словно вся эта еда была предназначена не для них, а сейчас все перепуталось, все пили и ели, и если еще открыто не ухаживали за женой соседа, то уже подумывали об этом.
Я принес Марку и Сибилле два больших стакана виски.
— Вам здесь все знакомы, не так ли? — спросил я.
— Я не знаю вон той кудрявой молодой особы, что стоит у окна, — заметила Сибилла.
Марк посмотрел на Нору. Лицо его на секунду просветлело.
— Ну как же, дорогая, конечно, ты ее знаешь. Мы встречали ее у Браунов. Это Нора Хаксли.
— А у тебя хорошая память, мой дорогой. Очень интересная женщина, не правда ли? Ваш тесть, Джо, по-моему, без ума от нее.
В гостиной стоял шум, и я не мог расслышать, что говорил Норе Браун; ясно было только одно: это ее забавляло. Он взял ее руку и, повернув ладонью вверх, принялся разглядывать, не скрывая удовольствия, какое доставляло ему это занятие. Гул голосов на секунду стих.
— Я никогда не ошибаюсь, — донеслось до меня. — Взгляните на свою линию жизни.
Тут из угла, где царил Ларри Силвингтон, раздался взрыв смеха, и я повернулся к Сибилле. Я по- прежнему не любил своего тестя, но сейчас искренне порадовался, что ему еще доставляет удовольствие легкий флирт с красивой женщиной. А потом, разве это не подтверждает, что у меня хороший вкус? Ведь он выбрал самую интересную женщину в этой комнате. У Анны Роджерс слишком длинный нос. Эва Сайкс слишком располнела. У Салли Тимбол слишком тонкие ноги. Корал Смит близорука, но не носит очков и потому вечно хмурится или щурится. Ну а моя теща и Сибилла в счет не идут, хотя они и очень разные. При всех своих недостатках моя теща никогда не надела бы такого ярко-малинового или такого короткого платья…
Марка бил озноб.
— А у вас, по-моему, лихорадка, — заметил я. — Принести чего-нибудь?
— Еще немного виски, старина. — Он потер руки. — Последнее время чертовские стоят холода, — заметил он.
Я взял его пустой стакан.
— Да ведь еще только осень, — сказал я. — Холода по-настоящему и не начинались.
Я подал ему стакан с виски.
— Может быть, Марк, вам прилечь на минутку? — предложил я. — Пойдите в комнату Гарри…
— В комнату Гарри? Для чего? — спросила Сьюзен.
— Марк неважно себя чувствует.
— Бедняжка, — промолвила Сьюзен.
Она слегка покачнулась — видимо, выпила лишнего, готовясь к этой встрече.
— Не вставайте, не вставайте, — сказала она и по очереди поцеловала обоих. Поцелуи получились громкие, влажные. — Так приятно снова вас видеть, — продолжала она. — Нам вас очень недоставало…
— Зато мы в прятки поиграли, — сказала Сибилла. — Желаем счастья, Сьюзен.
Марк встал.
— Примите, дорогая, пожелания большого-большого счастья от нас обоих. А также сей скромный дар в знак нашей любви.
Скромный дар оказался голубым нейлоновым халатиком.
— Какая прелесть! — воскликнула Сьюзен. — Именно то, что мне хотелось.
— Тебе придется благодарить меня за это, душенька, — сказала Сибилла. — Марк хотел купить что- нибудь полезное.
Я развернул халатик и посмотрел на свет.
— Ай да одежда — все насквозь видно, — заметил я. — Вы уверены, Сибилла, что это ваш выбор? А мне думается, это дело рук Марка, только он не хочет признаваться. Ну и темная же вы лошадка, Марк, а?
Халатик был совсем не похож на тот, который я привез Сьюзен из Лондона: вкус Сибиллы сказывался в обилии рюшей и бантиков и в каком-то неопределенном, удивительно ядовитом цвете. Такого странного металлического оттенка синего цвета я никогда еще не видал.
После второго стакана виски щеки Марка порозовели.
— Нет, это не мой выбор, Джо, — сказал он.
— Я ведь пошутил, — сказал я.
Я увидел, что он боится: он с радостью не пришел бы на этот вечер, но даже под таким основательным предлогом, как болезнь, не посмел увильнуть от встречи.
— Именно о таком халатике я и мечтала, — повторила Сьюзен. — Как это мило, благодарю вас обоих.
— Идея принадлежит Сибилле, — сказал Марк. Он умоляюще взглянул на меня. — Она пошла и купила.
Он смотрел на меня, словно ждал, что я вот-вот нанесу ему удар, который он не сумеет парировать. Он чувствовал, что этот подарок, видимо, имеет какое-то особое значение, понимал, что совершил ошибку, выбрав эту вещь, но не знал почему. Он был загнан в угол, он уже не сопротивлялся. Где-то на протяжении последних полутора месяцев его броня дала трещину. Я не знал, отчего или как это произошло, видел
