— Именно этого я и хочу. Говори же!
— Все дело в том, что я призван бороться с карманниками, мелкими воришками и тому подобной нечистью. Мне уже удалось засадить в тюрьму нескольких «медвежатников», разного рода грабителей и бандитов с большой дороги. Одним словом, таких, каким ты был все это время. Могу поклясться, что в этой толпе нет ни одного, кто бы ненавидел вооруженных парней так, как я. И объясню почему.
— А кого ты называешь вооруженным? — сухо полюбопытствовал Линмаус. — Человека, которого загнали в угол и вынудили стреляться?
— Нет, — поспешно возразил Энтони. — Того, кто сам ищет повода попалить из револьвера.
— Сам ищет повода?
— Чем ты занимался с тех пор, как перестал быть ребенком? — отреагировал шериф вопросом на вопрос. — Ты очень скоро убедился, что более меткого глаза и более твердой руки, чем у тебя, ни у кого нет.
— У каждого из нас по две руки и два глаза, — нахмурившись, заметил Ларри.
— Да, у остальных руки для того, чтобы держать плуг, а глаза, чтобы следить, не кривая ли получается борозда, — возразил Энтони, — а не для того, чтобы размахивать кольтом. Ты это все прекрасно понимаешь. Некоторые даже рождаются, чтобы только убивать и грабить. Подавляющее большинство людей и стрелять-то толком не умеет, а таких, у кого на это особый талант, один на десять тысяч. Да не тебе, Линмаус, мне об этом рассказывать!
Ларри слушал шерифа внимательно, затем посмотрел в потолок и кивнул.
— Так оно и есть, — согласился он.
— Конечно. Все остальные парни перед тобой словно овцы перед волком. Какие у них шансы на победу? Да никаких! Ты и сам об этом прекрасно знаешь. Ты же всю свою сознательную жизнь тренируешься в стрельбе. Идти против тебя — это все равно что тягаться теленку с дубом. Но мне тем не менее все же удалось тебя арестовать! Линмаус, я стою на страже закона и считаю, что только он дает слабым право на жизнь. Ты же этот закон нарушаешь, потому что уверен, что человек с оружием в руках лучше того, кто держит в руках серп, вилы или веревку. Но ты глубоко заблуждаешься! Так что наилучший выход для тебя в этой жизни — как можно быстрее сломать себе шею. И чем быстрее это произойдет, тем приятней мне будет!
— Тогда почему ты не натравил на меня толпу? -ухмыльнулся Ларри.
— Потому что это было бы противозаконно, а я подчиняюсь закону и сделаю все от меня зависящее, чтобы в Крукт-Хорне царил только он. Ну а теперь пошли отсюда! Да будь благоразумным, не то разнесу тебе башку!
Линмаус внимательно выслушал пламенную речь блюстителя порядка, затем снова согласно кивнул:
— Кое-что в твоих словах, Энтони, совсем не вяжется. Ты был прав, осуждая мою прошлую жизнь, но сегодня я никакого криминала не совершал. Ты мне его приписал. Любой ковбой даже с перочинным ножом представляет опасность, тогда как самый искусный стрелок всегда может держать свой револьвер в кобуре.
Сказав это, Линмаус, сопровождаемый шерифом, вышел из номера, прошел по коридору и по боковой лестнице спустился на первый этаж. Выйдя на улицу через черный ход, он увидел, что рядом с гостиницей никого не было.
— А теперь, если хочешь остаться в живых, бегом в тюрьму! — крикнул ему Энтони. -
И в этот момент у центрального входа в гостиницу раздался громкий вопль. Линмаус через плечо глянул в ту сторону и увидел выбегающих из здания людей.
До ступенек тюрьмы, несмотря на свои скованные наручниками руки, он бежал словно скаковая лошадь. Шериф, хоть и нагруженный оружием, отобранным у Ларри, отстал от него всего лишь на пару шагов. Оказавшись у входа в тюрьму, Энтони быстро вынул ключ, вставил его в замок и повернул. Дверь распахнулась, Линмаус шагнул в нее и обернулся, чтобы посмотреть на преследующую их толпу. Поднимая пыль, словно стадо мустангов, и злобно крича, люди бежали к тюрьме. Раздалось несколько выстрелов в воздух, одна пуля, просвистев, попала в стену тюрьмы.
Дверь захлопнулась, и шериф с арестованным оказались в надежном убежище.
— Ишь какие смелые! — воскликнул Линмаус, прислушиваясь к рокоту негодующих голосов жителей Крукт-Хорна.
Народ снаружи улюлюкал, некоторые даже визжали.
— Ребята загляденье. Храбрецы! — прорычал шериф. — Они всего-навсего лишь толпа, но каждый из них в отдельности — трудяга, который честно работает, чтобы содержать семью. А ты, Линмаус, кого содержишь?
Ларри почему-то промолчал.
Послышались тяжелые удары в дверь.
— Энтони, Энтони! — раздался громкий голос.
Линмаус узнал, кому он принадлежит, — это кричал тот здоровяк, которому он дважды давал отпор.
— Ну? — откликнулся Энтони.
— Это ты, шериф?
— Я. Что тебе нужно? Ты кто такой?
— Это не важно. Я — один из жителей Крукт-Хорна. Послушай, шериф, хочешь остаться живым, отопри дверь. Мы хотим разделаться с Ларри Линмаусом!
Шериф ответил:
— Хорошо, отопру, но перед этим сниму с Линмауса наручники и вложу ему в каждую руку по кольту. Вот тогда посмотрим, чья возьмет. Такой вариант тебя устроит?
— Ах так?! — провизжал парень. — Тогда на следующих выборах за тебя никто не проголосует!
— Так вот ты как заговорил! — рявкнул Цыпленок Энтони. — Тогда первым, кого пристрелит Линмаус, будешь ты! Так что заткни свою пасть и отвали от двери!
— Не заткну и не отвалю! — упорствовал тот. — Нам нужен Линмаус, и мы его получим. Лучше отдай нам его.
— Расходитесь все по домам, — приказал шериф, -и разговаривать мне с вами больше не о чем. Решили под стенами тюрьмы устроить кошачий концерт? Пожалуйста, только нечего меня стращать! В Крукт-Хорне суда Линча я не допущу! Поняли? Вот так-то.
Энтони закрыл последнюю задвижку и, прислонившись спиной к двери, почувствовал, что на нее сильно напирают. Затем по двери забарабанили.
— Ее им не выломать, если только не прикатят пушку, — уверенно произнес страж порядка.
— А если все-таки выломают? — поинтересовался Ларри.
— Тогда что-нибудь придумаем. Похоже, мы с тобой здорово их раззадорили!
— Не вижу в твоих действиях логики, — заметил Линмаус. — Если я преступник, то зачем тебе из-за меня так рисковать?
— Из-за тебя? — возмутился Энтони, — Ты решил, что я тебя защищаю от толпы? Ну уж нет, сэр, никогда в жизни! Просто стою на страже порядка. А теперь пошли, Линмаус, подыщем для тебя местечко!
В тюрьме оказалось много свободных камер. На этот раз в ней находилось всего двое заключенных. Оба были бродягами, которых лишь накануне привел помощник шерифа.
Проводя нового арестанта по коридору, шериф останавливался у двери каждой камеры и представлял Ларри его обитателю.
Заключенный поднял покрытую щетиной красную морду.
— Рад тебя видеть, Линмаус. Это для меня большая честь, — улыбаясь, произнес он. — Со многими встречался, но с таким мясником, как ты, здороваюсь впервые!
По интонации Алабамы было трудно понять, сказал ли он это с долей иронии или вполне искренне.
— А это Бад Шайн, — указал шериф на молодого мулата. — Бад считает себя привилегированным
