божественными силами. Но очевидно здесь происходило нечто такое, что было неподвластно даже всемогущему Питеру Хейлу.
Поэтому Обмылок с жаром заговорил:
— Мистер Хейл, мне кажется, что нам с вами нужно как можно скорее сматываться из города. Вы хотите знать, что мы можем сделать для старика Джарвина, оставшись здесь? Ничего, разве только что загреметь в ту же тюрьму, куда засунут и его. Или же оказаться вздернутыми на виселице рядом с ним. Люди здесь злы и мстительны. Я слышал, как местные, проходившие здесь всего за минуту до вас, на полном серьезе говорили о линчевании — о том, как было бы здорово устроить здесь настоящее, первоклассное линчевание. Вы понимаете?
— Понимаю, — вздохнул Питер. — Мне тоже показалось, что все к тому и идет. Так что, Обмылок, теперь мы тем более не можем бросить его на произвол судьбы.
— Джарвина?
— Не можем.
— Да пошел он к черту! Вот он бы бросил нас и уехал, и долго раздумывать не стал бы!
— Так ведь это же не мы нанимали его себе в охранники, а он нас, — спокойно сказал Питер. — Так что, не забывай об этом, пожалуйста.
— Фу ты! — фыркнул мулат. — Не думаю, что мне понятен ход ваших рассуждений, мистер Хейл, но я бы уж скорее согласился быть брошенным вон в тот загон с табуном диких лошадей, чем снова оказаться в руках того сброда. Потому что все, что вы видели прежде — просто шуточки по сравнению с тем, что начнется сейчас. А уж теперь все будет на полном серьезе, уж можете мне поверить!
— Будет, а то как же иначе. Хотя… что-нибудь…
Его голос смолк. Было видно, как собравшаяся дальше по улице толпа вломилась в гостиницу. В следующий момент послышался дикий грохот и треск.
— Вон дверь открывается! — процедил Обмылок сквозь сжатые зубы.
Было видно, как толпа высыпала обратно на улицу — вынося на плечах отчаянно барахтавшегося толстяка, к которому тянулись множество нетерпеливых рук. Это был Джарвин; и лишним подтверждением тому стал гневный рев толпы. Джарвин! Джарвин! Они выбьют из него признание во всех злодеяниях, а потом набросятся всем скопом и растерзают на кусочки.
Но кому нужны его признания? Разве любой здравомыслящий человек сам не знал, что и как было на самом деле? Ну разумеется — но они будут следовать традициям, заведенным здесь их предшественниками, когда те установили свои законы и порядки в диком краю! Так рассуждала толпа, так думал и Питер Хейл, угадывая их мысли и наблюдая за разъяренным сборищем, ряды которого стремительно пополнялись.
Теперь, когда Джарвин оказался в руках толпы, каждому хотелось почувствовать себя причастным к свершению правосудия. Тем более, что рядом нашлась и подходящая трибуна для арестованного. Это были новые перила, сколоченные из крепкого дерева, положенные на дубовые столбики и любовно приколоченные гвоздями, купленными специально для этой цели.
Но стараниями множества рук перекладина размером три на шесть дюймов была с легкостью оторвана. И Джарвин оказался водруженным над головами толпы, выше, чем спина самой большой лошади, на которой ему когда-либо приходилось ездить; да и к тому же это седло для него было чрезвычайно узким.
Разом двадцать плечей с готовностью подперли доску. И Джарвина поволокли по улице, сопровождая шествие столь дикими победными криками, что даже дикие лошади из Невады испуганно встрепенулись в своих загонах. Это был небольшой табунчик, доставленный в город кем-то из предприимчивых торговцев специально для тех, кто был не прочь выложить немалые денежки за хороших скаковых лошадей — норовистых и выносливых. Однако горделивые создания оказались слишком уж неуправляемыми, а потому торговля шла не слишком бойко, и в загоне все ещё оставалось с полсотни голов необъезженных лошадей, которые теперь неистово выпучивали глаза и прижимали уши, напуганные громкими криками. Глядя на них, Питер почувствовал, что эта была его последний шанс. Одно из двух: он либо убьет своего хозяина, либо освободит его.
Он сказал, обращаясь к негру:
— Обмылок, встань на этой стороне дороги. Я выпущу лошадей. Когда они будут пробегать через ворота, начинай стрелять и кричать — открывай стрельбу сразу из обоих пистолетов, и ори так громко, как только сможешь. Тебе все ясно?
— Мистер Хейл, неужели вы решитесь на какую-то затею вон с теми дикими лошадьми?
— Так ты сделаешь то, о чем я попросил?
— Да, сэр, сделаю!
Питер начал пробираться вдоль дощатого забора, которым был обнесен загон, в то время, как лошади поначалу шарахались от него, а затем осмелели и даже подходили поближе, то и дело просовывая морды между досками и пытаясь достать чужака зубами. Он откинул засов, и под напором тесно толпившихся коней ворота распахнулись настежь, жалобно заскрипев на ржавых петлях. Лошади немедленно устремились в образовавшийся проем, а оттуда и дальше, на улицу.
Там же их уже дожидался Обмылок, который тут же принялся палить в воздух из обоих пистолетов, издавая при этом пронзительные, душераздирающие вопли. Мустанги шарахнулись в сторону от этого огнедышащего монстра. Заметавшись в испуге, они в конце концов, устремились с храпом и ржанием на волю, вдоль по улице в сторону разъяренной толпы, тащившей Джарвина к месту, где должен был состояться импровизированный суд, а затем планировалось свершить и долгожданное возмездие за все его прегрешения. Кони мчались во весь опор, окутанные клубами пыли, вскидывая головы, и хвосты и гривы развевались по ветру.
Питер видел, как Майк Джарвин исчез с перекладины, на которой его несли. Вне всякого сомнения его попросту бросили на землю, в то время, как тащившие его добровольцы, разбежались в разные стороны, ища спасения.
— Обмылок, быстро в повозку! — закричал Питер. — Живее!
Обмылок не заставил себя долго упрашивать. Он в миг оказался рядом с повозкой и вскочил на сидение. По дороге его опередил Питер, проскакавший мимо на своих костылях. Оседланные лошади были привязаны позади повозки. Питер отвязал двоих из них — Лэрриби и коня Джарвина. Он вскочил верхом на Лэрриби, когда повозка уже набирала скорость. Не было никакой нужды лишний раз объяснять Обмылку, что от него ожидают. Он знал, что Питер идет на большой риск, отправляясь следом за неистовым, сметающим все на своем пути табуном дикий лошадей. И все же он хлестнул вожжами по спинам новой пары мустангов, впряженных в повозку, ослабляя поводья и пуская коней вскачь. Лошади сорвались с места, тут же переходя на галоп, бросаясь в густое облако пыли, поднятое с земли только что пронесшимся по дороге диким табуном.
Питер следовал недалеко позади, и расстояние между ними быстро сокращалось. Его взгляду открылась картина, которую он почти ожидал увидеть, и в то же время не смел надеяться, что такое возможно. По улице, навстречу им, бежал трусцой человек, прилагавший все усилия к тому, чтобы бежать побыстрее, и вооруженный двумя пистолетами.
Это был никто иной, как Майк Джарвин, при первой же возможности бросившийся наутек и готовый скорее принять смерть, чем снова угодить в руки своих мучителей.
Глава 36. «ТЕБЕ ЕГО НЕ ОДОЛЕТЬ!»
Никто не остался лежать посреди улицы: Питер Хейл благодарил провидение, волею которого люди успели укрыться от опасности, в то время, как по дороге пронесся табун лошадей. Тем не менее главная цель была достигнута. Толпа, плотной стеной перегородившая улицу и намеревавшаяся во что бы то ни стало довести задуманное до конца, теперь оказалась разобщена, рассредоточена по дверным проемам, верандам и обнесенными заборами палисадникам.
В то же время Джарвин сумел благополучно вырваться на свободу и бросился бежать, чтобы оказаться подальше от того злополучного места. Завидев знакомую повозку, которой управлял Обмылок, он с радостным криком устремился к ней. Но этот маневр не остался незамеченным, и к тому же, похоже, мысль о неотвратимости казни Майка прочно засела в умах горожан. Даже дикие лошади не могли отвратить их от этой затеи.
Какой-то высокий человек выбежал из двери одного из домов — рослый, хорошо одетый парень; в руке
