нам его уже не догнать никакими силами. Он исчезнет в этом городе, словно мерзкая змея в своей норе. Ты никогда больше не увидишь его в Сент-Луисе!
Джонни сдался. От возбуждения его стала бить дрожь. Мальчик был готов закрыть лицо руками и разрыдаться, так близко к сердцу воспринял он поражение.
— Я его упустил! — воскликнул Джонни. — Я больше никогда его не поймаю! Это был последний мой шанс, я все испортил! Я все испортил! Если бы он меня не заметил…
— Так он тебя заметил и узнал? — буркнул охотник.
— Увы! Он увидел меня и узнал. У него был такой вид, словно его дубинкой огрели по башке! И тогда он вытащил револьвер.
— Так, значит, это его спасло, — заметил Рейни. — Никогда не догадался бы, почему два выстрела последовали так быстро друг за другом, если только пули не были выпущены из пистолета с двойным дулом. Это была прицельная, аккуратная стрельба. Но Гарри Пауни — настоящая крыса. Загони его в угол, он тут же начинает огрызаться. Давай посмотрим, как там эти раненые бедняги.
Полисменов увели, чтобы обработать их раны. Ни один из них не был тяжело ранен, и мальчик удивился, неужели даже Гарри-вор предпочитает остановить врагов, но не убивать их. Но Рейни заверил его, что это простая случайность.
Индейцы тоже исчезли. Никто не мог указать направления, в котором они скрылись.
— Гарри окажется именно там, где объявятся они, — дальше на Западе, в прериях. Как ты считаешь, Джонни? Это конец погони или ты отправишься прямо в прерии?
— Прямо в прерии, — упрямо объявил мальчик и стиснул зубы. — Я не сдамся до последнего вздоха!
Глава 19
ДЖОННИ ПИШЕТ ДОМОЙ
Они отнесли свои котомки в гостиницу и перекусили. Пока они ели, Рейни рассуждал вслух. Если вор Гарри заключил мир с вождями пауни, что следовало из их оживленного разговора на улице, племя несомненно примет его назад с распростертыми объятиями, если, конечно, он захочет туда вернуться.
— А почему он должен обязательно захотеть? — поинтересовался мальчик.
— А почему бы нет? — ответил Рейни вопросом на вопрос. — Делать он ничего не умеет, ленив, да и за душой у него нет ни цента. Он возьмет себе пару-тройку сильных молодых жен, чтобы они шили и готовили, красили шкуры и вышивали бисером. А сам будет поплевывать, ходить на праздники, каждый вечер рассказывать всякие небылицы и с каждым днем все больше толстеть и бездельничать.
— Неужели индейцы позволят такому паразиту жить среди них? — удивился мальчик.
— Ну, индейцам безразлично, кто к ним приходит и остается жить. Кроме того, пауни уважают этого негодяя. Они называют его Длинной Стрелой. Роста у него для этого достаточно, сам видел. Он пользуется у них большим уважением, потому что советует вождям, когда выходить на тропу войны. Может разработать такой хитроумный план, что ты ахнешь. Планы кражи лошадей — его конек. Но у него есть и другие очень неплохие идеи. Однажды он был с Красной Гривой и подал вождю идею, как заманить в ловушку пятьдесят сиу, да так ловко, что ни один индеец из племени сиу не избежал их когтей.
Нет, пауни его особенно ценят. Он у них еще и лекарь. Они выгнали его, потому что он большой лжец и мошенник, но скорей всего будут рады, если он вернется. Так что в скором времени Гарри окажется в прерии. Могу поспорить на все свои деньги, что он пустится в путь, не откладывая на завтра, и встретится с теми тремя, а они отведут его на родные пастбища. Вопрос только в том, имею ли я право допустить, чтобы ты пустился в это бессмысленное предприятие. Предположим, я не стану сомневаться в своей правоте. Но чего хорошего в том, если ты будешь знать, что твой друг вор Гарри поселился среди индейцев племени пауни, где тысяча воинов горит желанием получить твой скальп, стоит ему только глазом моргнуть? Какая тебе от этого польза?
— Не знаю, — согласился Джонни. — Только я чувствую, что мне необходимо попасть туда. Если мне удастся подобраться к нему поближе, возможно, у меня появится идея, как поймать его на крючок, словно рыбу. Я еще не знаю как, но знаю одно: нам нужно отправляться за ним, и как можно скорее, это единственный шанс для меня вернуться домой. Пока у меня есть надежда, я должен попытаться сделать все, что в моих силах!
Охотник согласно кивнул и хмуро посмотрел на мальчика.
— Сколько писем ты отослал отцу? — вдруг поинтересовался он.
— Ни одного.
— Что?!
— Ни одного. Я не буду писать ему о моей неудаче.
— Что же он тогда думает?
— Он думает, что я — вор и что я сбежал с тем, что для него очень много значит.
— Знаешь что, — жестко произнес охотник, — иди-ка ты сейчас в нашу комнату, возьми ручку, бумагу и напиши ему хорошее большое письмо. Даю тебе на это пару часов. Мне нужно это время, чтобы достать билеты на пароход вверх по Миссури до Либерти.
И мальчик отправился писать письмо. По мере того как с его пера мучительно слетали слова, он вспоминал свой старый дом, где его тетушка устроила пансион, задний двор, кусты и деревья на пустыре, тетю Мэгги и отца.
Но вот что странно: с такого дальнего расстояния ему казалось, что все те места, события и люди как-то выцвели и сжались, стали расплывчатыми, маленькими и нереальными, включая и саму тетушку Мэгги. Единственное, что было реально, — это лицо отца. Это лицо с серо-зелеными глазами и насмешливой улыбкой в его памяти не померкло.
Слова все быстрее рождались из-под пера Джонни Таннера.
Он написал все, что с ним произошло, все, что он делал и чувствовал. Мальчик не старался вызвать сочувствия, только пытался объяснить свое долгое отсутствие, рассказать, как преследует вора.
«Иногда я чувствую, — писал он, — словно это перст судьбы, который указывает мне путь все дальше и дальше на запад, пока эта жизнь не засосет меня с головой. Я чувствую себя так же, как кролик, когда на него смотрит удав: он знает, что его ждет, но все-таки не в силах ничего изменить. Вот и я отправляюсь дальше и не вернусь, пока не получу того, что потерял. Я не осмеливаюсь даже думать о том моменте, когда верну украденное. Полагаю, просто лопну от радости, коснувшись рукоятки того револьвера.
Я уже писал о Хэнке Рейни. Но не сказал, что он каждый день учит меня, как стрелять из пистолета и из ружья, рассказывает об индейцах из племени шайенов и пауни. Я пишу длинные списки слов и пытаюсь их запомнить. Очень трудно сделать так, чтобы они застряли в голове окончательно и бесповоротно, потому что их произношение отличается от всего, что я до этого слышал. Однако Хэнк говорит, что я делаю успехи. Конечно, когда мы попадем в прерии, мне пригодится знание нескольких слов на языке индейцев.
Мы задумали попасть к шайенам, потому что Хэнк знает этот народ и любит его, а они знают и любят Хэнка. Как только мы попадем к ним, то сделаем все возможное, чтобы вернуть украденное из лап пауни, если только Гарри-вор действительно направился в это племя.
Что бы ни случилось, я больше не буду писать, пока в моих руках не окажется то, что было украдено».
Он написал еще несколько слов, поскольку чувствовал, когда их писал, накал почти священного удовольствия и решительности. Он пойдет до самого конца, как бы горек тот ни был. Если свершится чудо и он добьется своего, то чувствует, что будет счастлив всю оставшуюся жизнь.
Не успел Джонни заклеить конверт, как вернулся Рейни. Он был энергичен и деловит. Ему удалось раздобыть билеты на пароход, идущий вверх по Миссури. И хотя в это время года течение на реке было бурным и стремительным за счет тающих снегов, пополняющих воды реки с севера и запада, они будут подниматься вверх, противостоя силе потока с хорошей скоростью.
— И какая же эта «хорошая скорость»? — поинтересовался мальчик.
— Сорок — пятьдесят миль в день. По ночам придется приставать к берегу.
— Сорок — пятьдесят миль! — воскликнул Джонни. — С такой скоростью мы могли бы передвигаться и пешком!
— Ага, — согласился охотник, — вот только преодолевая эти сорок — пятьдесят миль на пароходе, ты останешься таким же свежим и полным сил, как в тот самый день, когда решишь пуститься в этот путь на
