молодая.
Ромашку тоже покоробила картина резвящихся Пэт и Преподобного, но она одернула себя, позволив политкорректности выровнять накренившееся воображение.
«Почему, собственно, – убедила она себя, – старики не могут трахаться столько, сколько им захочется? Если они справляются с этим, то почему бы более молодым не смотреть на старческую похоть сквозь пальцы?»
Теперь Джуниор по-новому взглянул на мать Марты.
– Неплохо, мисс Харрис, – сказал он, отваливая на свою территорию, чтобы обзвонить друзей и рассказать им об отвратительных сексуальных оргиях, происходящих прямо перед его носом.
Остальные чувствовали себя неловко после откровений о ночных шашнях Преподобного и его супруги. Ромашка заметила, как легкая ухмылка пробежала по лицу Билли. У Марты же выражение лица было такое, какого Ромашка никогда прежде не видела. Ближе всего по описанию было бы выражение морды раненого животного, которое вытащили из капкана.
– Ну что, теперь мы знаем, что с Мартой все в порядке. Мы, наверное, пойдем, – предложил Билли, и все двинулись в сторону выхода. Он и Сара неловко попрощались с Мартой и ее матерью и ушли.
Ромашка, не пожелавшая их догонять, дабы они могли выяснить отношения, задержалась.
– Можно вашим туалетом воспользоваться? – спросила она и направилась к туалету, совершенно не понимая, зачем было спрашивать, – ведь в таких просьбах не отказывают. Конечно, разумнее было бы просто проинформировать Марту о том, что собираешься воспользоваться ее сортиром, но, согласно английским правилам поведения, это был бы промах более серьезный, чем открытое уринирование в горшок с цветами, а Ромашке очень хотелось поскорее забыть этот эпизод, случившийся на прошлом дне рождения.
В туалете Ромашка обдумала убедительность заявления Пэт и решила, что та соврала, прикрывая дочь. Но с чего бы Марте идти на такую глупость, как секс с Билли, особенно учитывая, что она знала, что происходит между ним и Сарой? Прежде чем Ромашка смогла остановиться, она поняла, что у нее выходит не только моча, но и нечто гораздо большее – продукт одержимого поглощения отрубей. Подобное нарушение туалетного этикета осудили бы даже самые либеральные сортировладельцы.
– Каждый должен срать у себя дома, – пробормотала она, довольная только что придуманной мудростью, но не очень уверенная в ее смысле.
– Спасибо тебе миллион раз за то, что спасла меня от неприятностей, мам, – Марта воспользовалась минутой уединения и поблагодарила Пэт.
– Я этого не одобряю, – ответила Пэт, – но у тебя и так достаточно неприятностей, – она бросила взгляд на Живот. – К тому же, – продолжила она, – я решила вернуться к твоему отцу.
Марта расстроилась. Жить с матерью было непросто, но, с другой стороны, кроме спальни Марты, куда мать не заходила, квартира стала выглядеть почти нормально.
– Я как жена обязана быть рядом с твоим отцом, любить его, заботиться о нем, лелеять его и стараться изо всех сил на кухне, на людях и в постели, – сказала Пэт.
– Хватит, мам, – Марта пыталась изгнать образ Преподобного, ритмично раскачивающегося в лодке по имени
– Не называй его так. Он мой муж.
– Мама, прекрати, – Марта не была уверена, что Преподобный Брайан в качестве мужа – лучше, чем отсутствие всякого супруга.
– А кто отец твоего ребенка? Скажи мне, пожалуйста, и Брайан с ним поговорит.
– Ага. С монтировкой убеждая его на мне жениться?
– Не будь глупой, дорогуша, – у Пэт была способность перенести Марту во времени, заставив ее почувствовать себя шестилетней девочкой.
– Прости. Слушай, хочешь, я тебя провожу до остановки? – Марта была на девяносто девять процентов уверена, что мать откажется от предложения.
– Да, это было бы мило с твоей стороны, – ответила Пэт, к ужасу Марты, и пошла в спальню упаковывать вещи.
Из туалета вышла Ромашка со стыдливым выражением на лице.
– Извини, – сказала она, – как-то само собой получилось.
– Да все нормально, – ответила Марта. – Ты жрешь столько зелени, что твое дерьмо воняет компостом.
– Выпить не желаешь? – невинно спросила Ромашка, надеясь в пабе надавить на Марту и выяснить правду. Она давно знала неспособность Марты хранить секреты: наверняка она будет умирать от желания рассказать обо всем кому-нибудь.
– Непременно, – ответила Марта. – Только маму сначала провожу до остановки, а потом мы можем выйти в город. Как насчет Чарли?
– Он взял выходной, чтобы пойти на какую-то демонстрацию, – рассеянно сообщила Ромашка, не подозревая, что в этот самый момент огромный полицейский из всех сил бьет сапогом по заднице валяющемуся на тротуаре Чарли.
Ромашка, Марта и Пэт вызвали лифт. Когда он их выплюнул на первом этаже, стайка двенадцатилетних девочек, выглядевших на все сорок пять, разразились кудахтающим смехом, оглядев потрепанную троицу.
– Шли бы, что ли, в Сэйнсбери тусовать, – бросила Марта, скользнув по ним презрительным взглядом, снова вызвав у девочек приступ маниакального хихикания.
Пэт, хоть она бы в этом и не призналась, была напутана и очень рада, что дочь и Ромашка были рядом, хотя, если вдуматься, ей все равно имело смысл трусить, будучи в компании беременной и длинной тощей пацифистки, – в драке от них было бы толку, как от Кайли и Дании Миноуг. Пэт решила, что надо быть посмелее.
Автобус подошел довольно быстро, и они сгрудились вместе ради эмоционального тепла, окруженные раздраженными пассажирами – каждый в своем образе. Марта уже привыкла к этому Лондонскому Транспортному Психо-Кабаре. «Всегда невероятно интересно наблюдать, – подумала Марта, – но иногда бывает страшновато». Особенно если какой-нибудь персонаж вдруг выберет тебя из всей аудитории, именно тебя, как произошло и в этот раз, когда какой-то алкаш с пятнами еды на одежде выбрал Пэт.
– Слышь, блядь старая, – он указал на нее, осмелевшую, будучи зажатой между Ромашкой и Мартой.
– Чем могу быть полезна такому жалкому пьяному старому мудиле, воняющему блевотиной? – поинтересовалась она, вызвав у Марты и Ромашки приступ хохота.
– Пошла ты на хер! – выкрикнул алкаш, шокированный полным отсутствием страха в глазах этой шестидесятилетней старухи.
– Маловероятно, что у тебя еще стоит, так не пойти ли
Пассажиры засмеялись, и алкаш, обидевшись на предательство неблагодарной публики и освистанный насмешниками, выкатился из автобуса на следующей остановке.
– Мама, это было великолепно, – похвалила Марта.
– Не знаю, что на меня нашло, – ответила Пэт.
– Преподобный Брайан, если верить тому, что ты сказала сегодня Джуниору, – сказала Марта. К счастью, Пэт не поняла, о чем речь, и продолжала греться в лучах внезапно свалившегося на нее внимания публики.
Далее они ехали без приключений и на станции Ливерпуль-стрит посадили Пэт на поезд. Новоприобретенная уверенность в себе сделала ее слегка высокомерной, и Марта подумала, что преподобному придется тяжко, когда Пэт вернется домой. Она улыбнулась про себя, когда окно с лицом Пэт в нем исчезло из вида.
– Куда бы нам пойти выпить? – спросила она Ромашку.
– Давай двинем в Барбикан? – предложила та.
Ромашке в душе нравились уличные артисты, и потому она вздрогнула, услышав, как Марта сказала: «Только давай не будем останавливаться около этих мудацких жонглеров, ладно?»