собираемся делать и чего опасаемся. С этого момента мы стали, так сказать, частью здешнего общества, и нас запомнили. Отныне мы на виду. И если вдруг исчезнем, это заметят. И вообще, Блонди надеялся, что благодаря такой гласности игра Бонанзы станет гораздо более трудной.
Мы обсудили, что нам делать дальше.
Я уже говорил вам, что чувствовал себя ужасно важным оттого, что сидел со взрослыми мужчинами, которые обращались ко мне и интересовались моим мнением. Они были настоящие, серьезные мужчины и не важничали со мной, мальчишкой, не отшвыривали с дороги, как всякие негодяи, воры или дураки. Может, у меня было и не так уж много хороших идей, но, наверное, какие-то из них могли нам пригодиться.
Блонди взял на себя ответственность и составил план действий. Потом, не медля, сразу забил гвоздь в доску, то есть сразу перешел к делу.
Он придумал, как нам выяснить, где находится Кристабель. Для этого просто подозвал официанта и спросил у него.
— Кристабель? Так это все из-за него? — была первая реакция этой крысы.
Затем официант нацарапал на обрывке бумаги план, как его найти. Оказалось, что прииск расположен в стороне от долины, со всех сторон стиснут холмами и находится довольно далеко от остальных разработок.
Мне понравилось, как повел себя официант. Он все еще был белым, с плотно сжатыми губами и отсутствующим взглядом, как человек, у которого болят зубы. И все же было абсолютно ясно, что он думал о своем друге Бонанзе.
К тому времени как мы закончили обсуждать наши дела, спустились сумерки. В наступающей темноте мы ушли из Потсвилла и прошагали с добрую милю. Все вокруг казалось прекрасным, как вершины высоких гор, которые окрашивало заходящее солнце, и обнадеживающим, особенно после того, как наша группа пополнилась четвертым участником. Блонди купил его перед самым выходом из города.
Насчет этой пушки у него состоялся забавный разговор со стариной Слоупом. Когда мы узнали, что Блонди ее приобрел, я почувствовал сильное облегчение. Нет ничего лучше, чем знать, что у тебя есть товарищ, одно слово которого собьет противника с ног, если это понадобится. Но Слоуп смотрел на покупку иначе.
— Надеюсь, ты не зарядил револьвер, Блонди? — поинтересовался он.
— Ты так думаешь? — отреагировал этот с усмешкой, которая сказала мне, что револьвер готов к действию хоть в ту же минуту.
— Да, — подтвердил наш олух. — Надеюсь, ты этого не сделал. Этого никогда не нужно делать.
— А вот я слышал, что револьвер с пулями кое-кому спасал жизнь, — хмыкнул Блонди.
— Но как он сможет спасти кому-то жизнь? — удивился Слоуп.
— Допустим, тебя прижали к стене три или четыре негодяя… — начал объяснять Блонди.
Великан кивнул:
— Я думал о подобном случае. Но уверен, удача всегда на стороне человека, который полагается только на свои руки и хранит их чистыми.
Меня его возражение разозлило. Я решил, что, пока мы идем по долине, надо хоть один раз в жизни доказать ему, как он ошибается. Поэтому спросил:
— Ты всегда так думал, Слоуп?
Он кивнул.
— И считаешь, это всегда обозначает победу?
— Во всяком случае, когда кому-то приходится иметь дело с мошенниками или другими людьми подобного сорта, — ответил Дюган.
Я вытаращил на него глаза:
— Ты посмотри на Бонанзу!
— Да? — отозвался Слоуп, как всегда мягкий и вежливый.
— Посмотри, что у него есть, — продолжал я. — Говорят, его дом не уступит дому президента Соединенных Штатов, в нем куча слуг, везде ковры на полу, не меньше двадцати пар башмаков и семь кроватей, если он вдруг вздумает каждую ночь недели их менять. Я думаю, Бонанза пьет виски из золотой фляжки, носит самое лучшее, ест самое вкусное, и, когда шагает по улице, все вокруг говорят: «Вон идет сам Бонанза Крис, хозяин города!»
— Допустим, все это правда, — согласился наш добряк, — но я не вижу, чем двадцать пар башмаков лучше одной, которая не жмет. А что касается одежды и пищи, то человеку необходимо что-то надевать на свое тело и что-то есть, чтобы поддерживать силы, но…
— Это как раз относится к тебе, Слоуп, — вмешался Блонди, — ты у нас — чемпион мира по тому, что можешь перенести.
— Подожди минутку, — перебил я его, — по-моему, он еще не закончил мне отвечать.
— Продолжай, Слоуп, — предложил Блонди.
И он продолжил:
— Это правда, что Бонанза всем известен в Потсвилле, но не думаю, чтобы люди его любили. Когда сегодня он шлепнулся в пыль, все только над ним смеялись.
Речь друга меня довольно сильно поразила. Я хочу сказать, что все в ней цеплялось одно за другое и логично сводилось к одному, как вы тоже могли заметить. Тем не менее я возразил:
— Смех никого не убивает. Это не камень и не пуля.
— Ты так думаешь? — спросил он. — Ну а я предпочитаю пулю насмешке одного парнишки!
Я понял, что он имел в виду, потому что знал, как смех может ранить и обжечь душу человека.
— Ты попал в точку, Слоуп, — признал я. — И все-таки посмотри на Бонанзу. Может, день у него сегодня получился и не очень удачный, но вечером он будет есть бифштекс из вырезки с салатом и накостыляет своему повару по шее, если будет что-нибудь не так. Потом спокойно уляжется в свою мягкую постель. И проснется с целой кучей новых планов, как нас всех взорвать. У него пятьдесят пар рук, готовых работать как черти, чтобы сделать то, что он скажет. Ему не нужно быть сильным и храбрым. Просто он должен быть хитрым. А теперь посмотри на себя. У тебя руки чистые, но…
— Извини, что я перебиваю тебя, — подал голос Слоуп в своей обычной вежливой манере. — Боюсь, ты хочешь привести меня в пример, но я не имел в виду себя.
— Ну конечно, ручаюсь, у тебя целый список собственных злодейств и черных мыслей, — усмехнулся я.
Он замедлил шаги так, что почти остановился, и, подняв несчастное глупое расстроенное лицо к небу, проговорил:
— Ах да, Рэд! Я делал такие вещи, что из-за них просыпаюсь по ночам. Я был жесток и себялюбив, страдал от зависти… но не хочу думать о собственных проступках. Боюсь смотреть им в лицо даже при ясном свете дня!
Ну, знаете, если этот бедняга считал себя плохим человеком, то что же сказать насчет нас с Блонди? Несколько возмущенный этой мыслью, я предложил:
— Ну, давай сойдемся на том, что ты лучше Бонанзы и…
— Нет, не говори так! — запротестовал Слоуп и поднял руку, будто защищаясь от удара. — Я не хочу, чтобы меня сравнивали с каким-нибудь несчастным, Рэд. Я не лучше никого, а только хуже того, каким должен быть.
У меня даже губы пересохли от волнения, так я ужасно рассердился и поэтому брякнул:
— Черт побери, Слоуп, имей хоть немного рассудка! Или ты хочешь сказать, что в этом деле Бонанза прав?
Он покачал головой:
— Нет, надеюсь, относительно Кристабеля прав я.
— Так вот, — мне, наконец, показалось, что я понял, как можно его убедить, — послушай меня, хорошо? В деле с Кристабелем прав ты, это точно. Тебе пришлось пройти тысячи миль и стереть ноги в кровь, но ты все еще не держишь этот участок в своих руках, а Бонанза при своих головорезах сидит с руками, полными денег, и карманами, набитыми дорогими сигарами. Ты утверждаешь, что человек с чистыми руками всегда побеждает? Именно это хочешь сказать? — закончил я чуть ли не со злостью.
Дюган промолчал. Он молчал так долго, что моя злость совсем улетучилась, я успокоился и сказал себе,
