– Кто может сказать? – пробормотал Хью и сунул руку в карман камзола за ключами, которые передал ему Гилберт. Ключи были большие, и он нашел их сразу.
– Держи, они теперь твои.
Мартин поймал брошенные ему ключи.
– Что это?
– Ключи от Обри. Ты будешь там управляющим, по крайней мере до тех пор, пока я смогу балансировать между Нортумберлендом и Суинфордом.
Они ехали не торопясь: времени у них было достаточно. Челфордский монастырь находился всего в четырех лигах к востоку, и Хью намеревался дожидаться там де Северье, ибо решил, что должен взглянуть на Санчу в последний раз, хотя бы издалека. Конечно, это было глупо. Ведь надеяться было не на что, и эта встреча не могла принести ему ничего, кроме новой боли.
Их путь пролегал через деревушку, называвшуюся Фоули. Уже в столь ранний час там кипела деловая жизнь, раздавались крики купцов и скрип колес многочисленных повозок с товаром. Такое же оживление царило и на деревенском рынке. Мужчины и женщины суетились у лавок, открывая их и раскладывая товар; опьяняющий запах еды, готовившейся на открытом огне, плыл в редеющем тумане.
Мартин соскочил с лошади и отправился раздобыть чего-нибудь съестного. Хью остался с лошадьми. Когда Мартин вернулся, Хью спал. Мартин принес хлеба, кусок сыра и небольшой мех вина. Хью промыл вином рану, остальное они выпили.
В стенах Челфордского монастыря всадники увидели больше солдат Суинфорда, чем монахинь, и, пожалуй, еще больше – собак и кошек. Рыжебородый, со шрамом на лице солдат, охранявший двери покоев настоятельницы, подозрительно оглядел Хью, потребовавшего пропустить его к Томасу Суинфорду.
Суинфорд, когда ему доложили о молодом дворянине, желающем говорить с ним, вышел на порог своей комнаты. Увидев Хью, он страшно удивился, поспешил внутрь покоев и велел быстрей проводить молодого человека к нему.
– О Боже! – воскликнул Суинфорд. – Ну и вид у тебя – краше в гроб кладут!
– Я всю ночь провел в седле, – сказал Хью, опускаясь на обитую кожей скамью. Оглядев комнату, он увидел на противоположной стене сквозной орнамент из виноградных лоз и цветов, выточенный из камня; в отверстия орнамента видна была внутренность храма.
Слуга принес вино. На вопрос Суинфорда, отчего его рубаха в крови, Хью небрежно сказал, что был ранен копьем на турнире в Уоркворте, состоявшемся накануне. Пустяк, хотя и неприятный, потому что рана открылась от долгой скачки.
– У меня не было возможности снестись с вами, пришлось ехать самому, поскольку дело срочное, – объяснил он.
Хью коротко рассказал, как уехал из Уоркворта с одним лишь оруженосцем. Никто за ним не следил. По-видимому, Нортумберленд решил, что он отправился назад в Эвистоун. Затем поведал о замысле Нортумберленда похитить Изабеллу и перебить ее французский эскорт.
– Вы должны отложить отъезд королевы во Францию или, по крайней мере, задержать ее отъезд на юг.
Хью и Суинфорд еще разговаривали, когда появился слуга с известием, что прибыл представитель французского короля со свитой. Суинфорд вызвал капитана и нескольких сержантов, дал им указание собрать отряд в Пикеринге и отправиться по южной дороге, чтобы разгромить засаду.
– Мне нужны пленные, – предупредил Суинфорд своих командиров, – такие, что смогут дать показания против тех, кто послал их.
А перед этим во дворе монастыря к Мартину, стоявшему с лошадьми, подошел слуга и направил к задним воротам:
– Велено сказать, чтобы вы ждали своего господина там.
Мартин посмотрел, куда показывал слуга. Позади храма располагался сад, во много раз больший, чем в Эвистоуне. Он взял лошадей под уздцы, собираясь идти, куда ему приказали, и в это время лай собак и крики часовых возвестили о прибытии французов. Мартин задержался, наблюдая за прибывшими, желая узнать, нет ли среди них жены его господина. Охваченный любопытством, он пробился в первые ряды зевак.
Санча появилась в группе придворных дам, одетая в шелковое платье и поверх него – в бархатный плащ с капюшоном. Фрейлины вышли из кареты, неотличимые одна от другой: почти не видно лиц под низко надвинутыми капюшонами, в руках подарки для маленькой королевы. Мимо толпы солдат и слуг, стоявших с разинутыми ртами, они направились к храму.
Когда Санча увидела в первых рядах зевак доброе и открытое лицо Мартина, она возблагодарила небо за то, что ее молитвы были услышаны. Поравнявшись с Мартином, она поймала его взгляд и как бы ненароком наклонила корзинку с серебряными флаконами духов, которую держала в руке. Один флакон упал. Воспользовавшись замешательством спутниц, она склонилась к Мартину и с надеждой спросила:
– Он здесь?
– Конечно, здесь. – Мартин наклонился, поднял флакон и подал ей.
В ее глазах было выражение глубокого страдания.
– Я должна поговорить с ним, – прошептала Санча едва слышно.
К ним уже направлялся стражник, привлеченный небольшим происшествием.
– Мне велено ждать его у задних ворот, там, за садом, – только и успел сказать Мартин и растворился в толпе.
В дверях храма Санча оглянулась, но Мартина уже и след простыл.
Увидев слабую, хрупкую фигурку Мадам, молившейся в храме, Санча на время забыла о своих
