– Я не купец, – принялся спокойно объяснять Хью. – Это все мои личные вещи: у меня нет намерения продавать их.
Красноносый чиновник был непреклонен.
– Сэр, вы не первый купец, который пытается сойти за путешествующего дворянина. Мы здесь повидали разных негодяев.
– Уверяю вас, сэр, – сказал Хью, едва сдерживая гнев, – я не негодяй и не купец, я – путешественник. – В подтверждение своих слов он вытащил первое из рекомендательных писем. – Вот письмо к сэру Уолтеру Луту, который, полагаю, занимает у вас должность королевского бейлифа [Бейлиф – представитель короля, осуществлявший административную и судебную власть на местах.]. – Именно такой титул употребил его отец, адресуя письмо сэру Уолтеру Луту.
Чиновник секунду размышлял, потом крикнул одному из помощников, чтобы принесли фонарь. Повернувшись к свету, он распечатал письмо и стал внимательно изучать размашистую вязь строк, выведенных черными чернилами. Поскольку чиновник сам состоял на службе у сэра Уолтера, его отношение к Хью мгновенно переменилось. Он рассыпался в извинениях и сказал, что с величайшим удовольствием объяснит, как короче проехать к резиденции бейлифа.
Как оказалось, нужный дом было нетрудно найти. Он стоял среди высоких и роскошных домов, окружавших площадь перед храмом святого Эбба. Тем не менее трехэтажное строение с недавно оштукатуренными стенами сразу бросалось в глаза, отличаясь от соседних зданий колоннами по фасаду. В голубоватых сумерках оно казалось сияюще-белым и напоминало чудовищных размеров торт, который дожидается, пока его скушает на десерт какой-нибудь великан. Войдя во двор, Хью заметил поместительные конюшни и многочисленные хозяйственные постройки позади дома.
В дверях его встретил согбенный высохший слуга, который, неторопливо семеня впереди, проводил Хью и его спутников в полутемную галерею, где горел единственный факел на стене, и оставил одних.
Вскоре слуга возвратился, неся в руке зажженную лампу. За ним шел невысокий толстый лысеющий человек в модного покроя бархатных камзоле и штанах. Хью догадался, что это сам сэр Уолтер Лут, и обратился к нему с подобающим почтением.
– Добрый вечер, сэр. Да пошлет вам Бог здоровья! Я – Хью Кенби и направляюсь в свое поместье. Отец просил передать вам наилучшие пожелания. Остальное вы найдете в этом послании. – С этими словами Хью протянул сэру Уолтеру письмо.
– Добрый, поистине добрый вечер, мессир, – приветливо сказал сэр Уолтер, подходя и обнимая Хью, как давно не виденного родственника. – Добро пожаловать! Добро пожаловать! Боже правый! Я должен был бы с первого взгляда узнать сына Уильяма. Ты точная копия отца! Как он поживает? – спросил сэр Уолтер, принимая письмо.
Его слова заставили Хью улыбнуться. Кажется, все на свете замечают его сходство с отцом, кроме него самого.
– У отца все хорошо, – ответил Хью. – Сейчас он находится в Вестминстере, где скоро открывается парламент.
– Ах да, парламент, – протянул сэр Уолтер и заметил: – У нас есть «хороший» парламент и «плохой»… Хотя, полагаю, никто не скажет, в чем между ними разница!
Хью позабавило это замечание, и он сразу почувствовал расположение к этому добродушному человеку, встретившему его так сердечно. Хью подумал, что, должно быть, сэр Уолтер Лут чем-то очень обязан отцу, поскольку тот не колеблясь предложил стол и кров всей его многочисленной свите.
Как только вопрос с размещением более тридцати человек и сорока четырех лошадей был решен, сэр Уолтер позвал свою семью и представил домочадцам Хью и его застенчивую и странно молчаливую молодую жену.
Комната, которую им отвели, была просторной, как все помещения в этом доме, и казалась пустой. Возле огромного камина стоял на коленях слуга и раздувал огонь. Мебели было мало: лишь приземистая, крепкая кровать под пахнущим плесенью балдахином цвета шафрана, высокий сундук, обитый кожей табурет и длинная низкая изящная скамья со множеством кожаных подушек. Напротив нее располагалась открытая арка, ведущая в узкий коридорчик, в конце которого была гардеробная с туалетом, а по сторонам – несколько узких альковов для слуг, напоминающие монашеские кельи, где хватало места только для соломенного тюфяка.
Смыв с себя пыль и усталость долгого пути, Хью, его жена, оруженосец Мартин и Алиса проследовали в столовую, где за длинным столом их уже поджидали хозяин дома, его полная, пышущая здоровьем жена, ее незамужняя старшая сестра и еще несколько родственниц, а также двое младших сыновей сэра Уолтера, подростков двенадцати и четырнадцати лет, которые набросились на еду, как голодные волки.
Пища была простой, но обильной: пудинг, чечевичная каша, ржаной хлеб, сыр, пирожки с яблоками, и все это запивалось элем. Немереное количество вина, выпитого во время свадебного пира прошлой ночью, и как результат – похмелье, не окончательно выветрившееся за долгую дорогу, пробудили в Хью зверский аппетит, и он с удовольствием отдал должное провинциальному хлебосольству.
Санча сидела рядом со своим сильным широкоплечим молодым мужем. Она не слышала шума оживленного застолья, погруженная в мысли о событиях прошлой ночи и о том, что скоро снова останется наедине с Хью. Мысль о предстоящем не только внушала ужас, но и рождала в ее душе чувства, которых она никогда прежде не испытывала и которые не могла выразить словами. Она была в отчаянии и, вяло ковыряя вилкой в тарелке, съела лишь кусочек сыра да надкусила пирожок. Мягкий сыр и слишком сладкий пирожок застряли у нее в горле, заставив закашляться, и, хотя она не выносила вкуса эля, ей пришлось сделать несколько глотков.
Глядя на сэра Уолтера с его необъятным животом, тройным подбородком и круглыми розовыми щеками, трудно было поверить, что перед ними сидел строгий судейский чиновник, но из его рассказа следовало, что он является шерифом Редесдейлского графства.
– Я попал в плен в стычке с отрядом Хэмфри Дугласа, прозванного Черный Дуглас за его черные дела. Если б твой отец не отбил меня, моя голова наверняка украшала бы стены замка этого разбойника.
Сэр Уолтер многое мог поведать о Черном Дугласе, наемнике, известном своей жестокостью.
– Он служит всем, но верен только себе, – заметил сэр Уолтер и продолжал: – Край охвачен непрекращающейся борьбой. Противники совершают постоянные набеги друг на друга, и каждая из сторон, будь то англичане, шотландцы или алчные негодяи, подобные Черному Дугласу, которые не относят себя ни
