Пигги Уолтерс или Питером Билтмором. Она говорила, что весь город находится в заговоре, что сильные мира сего сплотились. Да, именно так она считала.
Майк Колхаун поморщился.
— Сара, — вздохнул он, — если бы я был злым человеком, то я сказал бы, что Мегги усвоила ваши собственные теории. Разве не вы обвинили Питера Билтмора в том, что он хотел купить вашего сына, как обыкновенного теленка? И не вы ли, в частности, были причиной скандала с Пигги Уолтерс? А что вы делали в подвале Майнетт Соммерс? Говорили, что вы искали вино. Что касается меня, я так не думаю. Скорее всего вы искали вход в тайник, где мог быть спрятан Тимми.
Это был сложный поединок. Сара понимала, что никогда не победит федерального агента. Он ее расколол. Однако что-то удерживало Колхауна от того, чтобы окончательно прижать Сару к стенке. Жалость? Она сама была недалека от того, чтобы признать себя виновной. Она излагала Мегги свои теории с непростительной легкостью, забыв, что разговаривает с женщиной, у которой помутнен рассудок. Психиатры увидели бы в этом дурное влияние или скрытое внушение, доступное только чрезвычайно изощренному уму.
— Это совсем не так, — повторяла себе Сара, оказавшись одна в камере. — Мне надо было выговориться, вот и все. Поговорить с женщиной, которая, как и я, потеряла ребенка. Остальное — рука судьбы.
Она ни слова не сказала ни о трупе Денниса, ни о трупе Джейми. Эти подробности могли ее дискредитировать. Лучше было изложить полуправду.
— Ладно, вы, может быть, непосредственно и не виноваты в преступлении Мегги Хейлброн, — заметил Майк Колхаун, выслушав ее, — но в Хевен-Ридже есть люди, которые думают, что вы пользуетесь колдовскими уловками. Кроме того, вы использовали бедную сумасшедшую, чтобы провести странное расследование, основанное на предположениях, порожденных болезнью рассудка. Это означает, что вы здесь больше не можете быть в безопасности. Я даже скажу, что вы находитесь в реальной опасности. Может произойти случайный выстрел или «несчастный случай» на переходе из-за лихача. Я знаю местных жителей, они очень злопамятны. Подарков от них не ждите. Возвращайтесь в Лос-Анджелес, ваши родители смогут вас приютить, пока вы не найдете что-нибудь для себя, разве нет?
Сара опустила голову. Ее поймали в капкан. У нее было такое чувство, что Колхаун предлагает ей сделку: она уедет, и он оставит ее в покое; она останется — и он привлечет ее в качестве обвиняемой…
— Что касается Тимми, еще ничего не потеряно, — добавил федеральный агент, опустив глаза. — Иногда, случается, похищенные дети возвращаются, когда достигают подросткового возраста. Похитители под грузом угрызений совести рассказывают правду, или сам ребенок открывает обстоятельства появления в своей «семье». Если похищают не новорожденного, а ребенка постарше, то у малыша всегда остаются воспоминания, образы, которые его тревожат. Возможно, Тимми через несколько лет вернется к вам. Как только у него появится возможность. В четырнадцать или пятнадцать лет удержать мальчика взаперти невозможно.
— Это мне дает еще шесть лет надежды, если я вас правильно поняла? — усмехнулась молодая женщина.
— Не будьте такой несправедливой, — бросил Колхаун, чуть смутившись. — Мы сделали все, что могли. Не упрямьтесь, не становитесь второй Мегги Хейлброн. Именно это вам грозит. Но в отличие от нее вы не местная, а второй сумасшедшей они не допустят. С вами будут обращаться как с бешеной собакой.
У Сары не оставалось выбора. Колхаун закрыл перед ней дверь. В случае отказа он уедет и отдаст ее в руки местной полиции.
— Хорошо, — сдалась она, — я возвращаюсь в Лос-Анджелес.
Несмотря на это, ее освободили не сразу. Судья лез из кожи вон. В ней видели чуть ли не колдунью, которая навела порчу на бедняжку Мегги Хейлброн и заставила ту устроить побоище. Ее подозревали в манипуляциях разумом Мегги. Обвинение было серьезным: ее могли отправить за решетку на пять, а то и на десять лет. С подстрекательством к убийству не шутили, особенно если подстрекали психически больного человека, подверженного влиянию. Если Сару и освободили, то только благодаря Майку Колхауну и его заступничеству. Специальный агент, видимо, нашел средство избавиться от чувства вины, которое его преследовало с того времени, как он взялся за дело Тимми Девона. Сара не знала точно, но чувствовала — ей предоставили свободу не по доброй воле. Еще раз пресса была взбудоражена. Побоище в Хевен-Ридже стало темой номер один в местных газетах. Литературный агент Сары прибыл собственной персоной, чтобы сообщить, что телевидение желает купить права на ее приключения. Она должна была немедленно приступить к написанию сценария. Все надо делать быстро, потому что история жареная.
— Набросайте сценарий в общих чертах, — объяснял он, когда вез ее на собственном «БМВ» в местный аэропорт. — Сценаристы с телевидения все сделают, вы только будете контролировать. Кроме того, вас оформят техническим консультантом. А в конце вы получите кругленькую сумму.
Сара хотела бы отказаться. В романах героини прикрываются высокими принципами, которые позволяют им с презрением отвергать заманчивые предложения, но сегодня у нее ничего не осталось. Даже бунгало Джоба сгорело. Колхаун был прав: если бы она осталась в Хевен-Ридже, ее бы прикончили.
Сара подписала все, что от нее требовали. Ей были необходимы деньги, чтобы найти квартиру и продолжить лечение, если она не хотела, сняв гипс, остаться хромой.
Глава 39
Сара вернулась в Лос-Анджелес после четырех лет отсутствия. В глаза ей бросилось безобразие, грязь, бетонные завитушки города. Неужели она действительно здесь жила? Многолюдье раздражало. Она отвыкла от бесконечных толп в постоянном движении. Все куда-то бежали: и люди, и машины.
«Я стала медлительной», — заметила она, разглядывая себя в стекло витрины. Казалось, она еле ходит, а прохожие бросают на нее иронические взгляды.
Сара позвонила матери из телефона-автомата. Они не разговаривали друг с другом уже несколько лет, и переписка, постепенно замирая, в конце концов оборвалась.
Сесилия не предложила встретить дочь в аэропорту.
— Твой отец плохо себя чувствует, — сообщила она со вздохом.
Сара взяла такси. Ничего не изменилось, однако она чувствовала себя не в своей тарелке. Это было странное, необъяснимое впечатление. Деревянный дом обветшал, краска облупилась. Грязные стекла в окнах почти не пропускали свет. Сад, конечно, тоже был запущен. Лужайка имела вид поляны, поросшей сорняками. Крылья машины, стоящей на дорожке, были грубо подкрашены. Это был «форд-пинто», купленный по случаю. Женщины сдержанно обнялись, как при первом знакомстве, когда не спешат демонстрировать дружеские чувства.
— Папа болен? — спросила Сара, садясь в машину рядом с матерью. — Его нет дома?
— Его отвезли в больницу в неврологическое отделение три месяца тому назад. Он больше не разговаривает, отказывается смотреть людям в глаза. Вначале считали, что это депрессия, но сегодня стало ясно, что все гораздо серьезнее.
Сесилия и сама избегала встречаться взглядом с дочерью. Она смотрела только вперед, на улицу, и даже не пыталась поддержать разговор.
— Значит, — бросила она через некоторое время, — ты опять заставила говорить о себе? Телевидение посвятило целую передачу бойне в Хевен-Ридже. Нельзя сказать, что журналисты отвели тебе завидную роль. У тебя просто талант вызывать к себе ненависть, это что-то врожденное! Что же произошло на самом деле?
Сара изложила свою версию событий. Она говорила только для того, чтобы заполнить тишину, которой боялась.
— Значит, ты туда больше не вернешься? — заключила Сесилия.
— Нет. Сниму что-нибудь здесь и буду работать над этой историей для телевидения. Это даст мне средства на жизнь в течение года-двух. Мне много не надо.
Именно в госпитале, при неоновом освещении, Сара заметила, как постарела мать. Не стало средств, и некогда холеная женщина перестала следить за собой, как раньше. Лифтинги, коллагеновые инъекции — все осталось в прошлом. Казалось, время предоставило Сесилии отсрочку, а потом вдруг в одночасье вернуло ей настоящий возраст. Она несла эту ношу без попыток приукраситься, с покорностью судьбе, но с
