Но что-то мешало ей. Пристыженная, она отошла к эскалатору.
— Наша, — тихо сказала Лиз, — ты не можешь просто так меня прогнать. Позволь мне взглянуть на твое лицо. Один, только один разочек, и я больше не буду надоедать тебе. Обещаю. И не стану убеждать тебя подняться со мной. Сними маску. Слышишь? Сними эту маску!
Прежде чем Лиз осознала свою ошибку, надзирательница ринулась к ней с протянутыми руками, выставив ладони вперед. Толкнула ее в грудь, отбросив назад. Лиз завопила, чувствуя, как пол уходит из- под ног. Она сейчас упадет в пустоту!
Выронив туалетный набор, Лиз ухватилась за поручень механической лестницы, но пальцы скользили по металлу. Она опрокинулась через поручень.?
ИДИТЕ ПО СТРЕЛКЕ
Не будь толстого слоя ила на дне пещеры, Лиз сломала бы себе позвоночник. К счастью, она погрузилась в ил, как болт в ведро с белым сыром. Сначала Лиз подумала, что умрет, задохнувшись, но ей удалось уцепиться за какой-то стояк и выбраться на твердую почву.
Чуть позже она вымылась в луже воды. Сверху, приставив к глазам бинокль, за ней наблюдала надзирательница.
Лиз помахала ей рукой и удалилась.
Ее злоключение не осталось не замеченным маленьким народом пещеры. Приковылял Курт Майерхофф и осыпал Лиз упреками.
— Она прогнала тебя, — ворчал он. — Для тебя это плохо. Ты надоела ей. Что за идея, скажите, карабкаться по эскалатору! Ты рехнулась? На что ты надеялась?
— Узнать, моя ли это сестра, — устало ответила Лиз. — У нее такие же волосы, тот же рост.
Курт гневно пожал плечами:
— Даже если и так, девушка, которую ты когда-то знала, не имеет ничего общего с надзирательницей. Если бы тебе удалось убедить ее последовать за собой, ты повергла бы нас в отчаяние.
— Знаю, — вздохнула Лиз. — Успокойтесь, она сделала свой выбор. Она останется с вами.
Начиная с этого дня атмосфера накалилась. Больные, узнав о немилости, в которую впала Лиз, сплотились еще больше. Нередко случалось, что во время обхода ей в спину летел камень… Кто-то отвязывал ее плот или пускал по течению кормовое весло. Выражая так свои обиды, ей словно хотели сказать, что она стала нежеланной. Даже Курт Майерхофф начал чураться ее общества. Когда Лиз причаливала к его островку, он прятался и не отвечал на ее зов.
Рассудив, что непрошеная гостья слишком надолго задержалась, в дело вмешалась надзирательница. Однажды утром, когда Лиз садилась на плот, в полуметре от ее левой ноги в доску вонзилась стрела.
На этот раз все стало яснее ясного. Богиня в карнавальной маске изгоняла Лиз из своего королевства.
— Ты нас всех подвергаешь опасности! — вспылил Курт, которому она поведала об этом случае. — Разве не понимаешь, что тебя больше не хотят здесь видеть? Ты — не как мы. Ты… слишком здоровая, вот! И это раздражает. Надзирательница, возможно, опасается, что ты собираешься отнять у нее власть. Тебе это легко сделать. Кто устоит против тебя? Если ты заупрямишься, она пустит стрелу тебе в грудь и покончит с тобой. Убирайся. Уходи туда, откуда пришла. Твое место не здесь. — Лиз покачала головой. Усталая, она готова была отказаться от всего. Почему бы и в самом деле не принять такое решение? Наша убьет ее, и этим все кончится. — Уходи, — умолял ее Курт. — Ты мне очень нравишься. Ты хорошая писюшка, и мне не хотелось бы однажды увидеть тебя со стрелой в груди.
Лиз не ответила. Она думала об уроках стрельбы из лука, организованных их отцом в парке ольденбургского дома. Наша всегда хотела быть Робин Гудом.
«А ты будешь братом Туком», — говорила она, всовывая в руки сестры первую подвернувшуюся палку.
«Вот только не помню, хорошо ли она стреляла. Это было так давно».
И где надзирательница раздобыла этот лук? Наверняка он принадлежал какому-нибудь члену клуба лучников. Метро и впрямь неиссякаемая шкатулка… Опять же цветочки на витринах бюро находок!..
«Гудрун удалось бы, — вновь и вновь повторяла Лиз. — А у меня нет никаких шансов. Я — сестра- пугало, зануда. В конце концов, Наша чувствует себя здесь лучше, чем на поверхности. Недаром ее всегда тяготила тамошняя жизнь. В детстве она хотела быть принцессой. И добилась своего в этой пещере. Она правит народом, который во всем повинуется ей».
Были еще две стрелы. Лиз отказалась от плота и собрала свои пожитки. Курт на костылях проводил ее до входа в коридор страха. Он попросил Лиз в последний раз пописать на его маску. Это было доказательством дружбы.
— Желаю удачи. — Его голос, приглушал тряпичный комок, закрывавший нижнюю часть лица. Мне очень жаль, что все так плохо кончилось.
Лиз прикрыла рот смоченной повязкой. Прежде чем войти в отравленную галерею, она напоследок взглянула в сторону мезонина. Наша была там. В бинокль она наблюдала за сценой прощания. Лиз помахала ей рукой, но та не ответила.
ПРОБУЖДЕНИЕ
Время от времени члены клана собирались вместе, чтобы пропеть гимн помпе, называемый также песнью спрута. И всегда это было тяжелым испытанием ибо племя с трудом вспоминало слова гимна. Сам Первый Класс с огромным усилием прочитывал их на клочке бумаги. Все повторяли за ним, вяло проговаривая строфы, издавая невнятное гудение. Затем наступала очередь проповеди, которую произносил жрец Только-для-инвалидов. Содержание ее никогда не менялось, но мало кто замечал это.
— Помпа стареет! — восклицал жрец. — И однажды у нее не хватит дыхания, чтобы насытить все наши легкие. Тогда придется избавляться от лишних пожирателей воздуха. Придется обуздывать аппетит клана. Мы стянем кожаными шнурками горло бесполезных, паразитов, похитителей кислорода. Да, придет день, когда мы назначим палачей…
Чтобы не выделяться, Лиз тоже покачивала головой, но не понимала смысла проповеди. Все эти незнакомые, слишком сложные слова перекатывались в ее мозгу, отпечатываясь болезненными вопросительными знаками. Лиз не любила речей, которые заставляли думать, вызывали мигрень, она предпочитала пение. Ей казалось, что она вполне довольна своей судьбой. Ест досыта, дышит терпимым воздухом, занимается любовью с любым, кто изъявляет желание… Что еще требовать от жизни! Да и что такое жизнь? Сиюминутность, голод, сон, желание помочиться. И ничего другого… или она о чем-то забыла? Вот только о чем?
«Марафон! Марафон!» Голос резонировал под сводом. И уже собирались группки, готовясь к пробежке. Резко выдернутая из сна, Лиз приподнялась на локте. Головокружительный водоворот буравил позвоночник. Чистый кислород вливался в ее мозг, и тот сотрясался, как старый мотор, долго простоявший без дела… Подступила тошнота, ноги охватили спазмы. Что с ней случилось?
«Марафон! Марафон!»
Захотелось вскочить и присоединиться к другим, но ожившее сознание кричало, что у нее есть нечто более важное… Внезапно к Лиз вернулась ясность ума, обдала жгучей волной.
Боже! Когда же она спустилась с поверхности?
Невозможно вспомнить…
Лиз смутно чувствовала, что пережила какую-то большую травму, частичную амнезию, которая стерла все воспоминания. Она боролась с безумием. Глоток чистого кислорода пробудил ее от спячки. Нужно воспользоваться этой короткой передышкой и упорядочить свои действия. А в голове Лиз еще теснились образы: баллоны с газом, застрявшие в иле… Узкое лицо Шмейссера… Куртка мэра медового цвета…
Подняться на поверхность!
Подняться немедленно, пока работает сознание!
Задержись она, и затопленная станция вновь затянет ее в свое удушье, в свой гипноз… Нужно, нужно было…
Неведомая сила напрягла ее мускулы. Лиз упала, выгнулась, касаясь пола лишь затылком и пятками, как эпилептик. «Поднимайся! Уходи!» Внутренний голос заглушал топот марафонцев.
Лиз обмякла, больно ударившись бедрами об пол. Попыталась припомнить все этапы возвращения:
