миром… или, напротив,
Пегги вздохнула с облегчением. Какое счастье, что они встречают этот вечер, находясь в четырех стенах! Металл действовал на нее не хуже успокоительного лекарства.
Когда они доели суп, Дженни поровну разделила ломоть хлеба и четвертушку мягкого сыра; они запили это несколькими глотками сидра из чашки, от которого во рту образовалась оскомина. Потом девушка удалилась в глубь прицепа, ухаживать за отцом. Инвалид тотчас рассвирепел и привычно потребовал, чтобы все пошли куда подальше. Во весь свой громоподобный голос он изъявил желание – не выздоравливать и остаться в первозданном виде. Пегги села на пол, а Себастьян и синий пес прижались к ней с двух сторон. Голова ее налилась свинцом. Когда Дженни позже вернулась, вся троица уже задремала. Пегги стряхнула с себя сон и повторила свой вопрос:
– Для чего на животных человеческая одежда?
– Для отвода глаз, – сказала Дженни, садясь на корточки. – Чтобы помешать доктору Скелету добраться до нас.
Пегги нахмурилась.
– Ты хочешь сказать… – начала она.
– Да, – выпалила юная крестьянка. – Раз уж мы больше не ходим к врачу, то он сам наведывается к нам! Как домашний доктор, заходящий проведать больных… Но он… он
Пегги невольно бросила взгляд на двустворчатую дверь. Толстый ломик был на своем законном месте.
– Вы правда не знаете, как он выглядит? – допытывалась она. – Никто его не видел?
– Никто. При его приближении ты сражу же засыпаешь, и он тебя оперирует во время сна. А когда приходишь в себя, то уже, как говорится, поезд ушел.
– Он что, чует, где прячутся больные? – проснулся на самом интересном месте Себастьян.
– Ну да, а как же иначе? Его влечет запах болезни. Стоит кому-то пораниться, и знахарь перескакивает через стену и спускается в деревню, где по доброте душевной лечит всех подряд. Вот для чего мы сколотили деревушку для хворых животных.
– Ты хочешь сказать, что он не делает различия между собаками, свиньями и… людьми? – удивилась Пегги.
– Именно так, – подтвердила Дженни с нервным смешком. – Он считает, что собаки – те же люди, но с врожденными физическими недостатками. Поэтому он их оперирует, чтобы превратить в прямоходящих людей. Лапы он переделывает в руки. Голосовые связки видоизменяет так, чтобы зверьки могли говорить. Иногда он удаляет волосяной покров, попросту говоря, шерсть, а потом делает пластику морды. И пока он занимается зверьем,
Синий пес дрожал от ушей до хвоста. Еще чуть-чуть – и он завыл бы на луну.
Пегги потребовалась минута на осмысление информации.
– Ну а животные, – осведомилась она, – они-то хоть выздоравливают?
– Сперва – да, а потом обращаются в чудищ. Но мы их убиваем при первых признаках перестройки организма. Это моя работа. Я смотрительница и палач городка животных. Я их кормлю, я их одеваю, и я же их убиваю, когда они начинают меняться.
Дженнифер стянула через голову свитер и поглядела Пегги Сью в глаза.
– Вы ведь не уедете завтра, да? – отчетливо произнесла она. – Твоему мальчику позарез нужно попасть за стену…
– Мне тоже кажется, что он готов рискнуть, – пролепетала Пегги и оторопела от того, что сказала.
– Тогда вам понадобится моя помощь, – вздохнула Дженни. – Вы даже не представляете, во что вляпались!
На кладбище калек
К своему вящему удивлению, Пегги Сью не видела ночью ни одного дурного сна, невзирая на кошмарный климат ланд и прочие местные диковины. По-видимому, неосознанно она была уверена, что обнимавшие ее руки Себастьяна служили надежной защитой от бродивших поблизости демонов!
Дженни проснулась рано, умыла-причесала отца, потом приготовила кофе. Наконец все уселись завтракать – супом, хлебом и сыром. Пегги с друзьями накинулись на еду так, словно не ели неделю.
– Я чувствую, вы мне не верите, – заявила Дженнифер, вытирая рот тыльной стороной ладони. – Вы не правы. Но чтобы вы не упрямились и все-таки уехали, я поведаю вам всю правду о том, что вас ожидает. Пойдемте прогуляемся, надеюсь, что экскурсия вас кое в чем убедит.
Она бросила Пегги латаную-перелатаную охотничью куртку и распахнула задние двери грузовика. Куртка оказалась удобной и теплой. Синий пес уже переминался с лапы на лапу, он ненавидел сидеть взаперти.
Туман окутал всю равнину. Насколько хватало глаз, поля были покрыты дымившимся снегом, менявшим форму при каждом дуновении ветра. Дженни сошла по деревянной лесенке. Пегги и ее спутники последовали за ней через кладбище машин. Они страшились покидать эту тихую гавань, где всю ночь чувствовали себя в безопасности.
Они шли бок о бок. Преодолели проволочные заграждения и оказались на равнине.
И побрели по колено в тумане, таком густом, что под ним не видно было земли. От синего пса виднелись лишь едва приметные кончики ушей. Мелкий песик пожаловался, что ему трудно двигаться дальше, ни черта не видя, эх, отец мой такса, и хозяйка взяла его на руки.
«Словно мы шагаем в молоке! – подумала Пегги Сью, безуспешно пытаясь разглядеть свои ноги. –
Не без внутренней дрожи она прогнала эти мысли прочь. Дженни направилась в лилипутскую деревушку. Когда три подростка ступили на главную улицу миниатюрного городка, животные выбежали из домов в надежде на кормежку. Дженнифер присела у дома, где накануне укрылась Пегги. Поросенок в желтом плаще стоял на том же месте, руки его болтались.
– Приглядись-ка, – сказала она, показывая на животное пальцем. – Никаких изменений не видишь?
Пегги Сью еле сдержала крик.
Пегги подошла поближе, чтобы получше рассмотреть хряка, который с недоверчивым похрюкиванием отступил на пару шажков. Тем не менее девочка успела заметить, что после операции не осталось ни царапины. Прищурившись, она различила лишь едва заметное покраснение, хотя на месте пятачка был полноценный человеческий нос с тонко очерченными ноздрями.
– Так не бывает, – пробурчала Пегги. – Его как будто не прооперировали, а
– И вот так всегда, – заметила Дженни. – Без крови, почти без надрезов, а если они есть, то через три часа исчезают, даже царапины не оставив. Пять или шесть дней красотищи неописуемой…
Теперь она, казалось, заторопилась уйти. Выпрямилась и быстрым шагом покинула лилипутскую деревушку.
– Я вас лучше познакомлю с кем-нибудь из местных, – сообщила она решительным тоном. – Да хотя бы с Фергусом, чокнутым шведом, который упрямо не желает расставаться с отросшим органом. Он потерял левую руку в результате несчастного случая в столярной мастерской. Пилой ее отхватило по локоть. Доктор Скелет руку ему, разумеется, восстановил; к несчастью, через три месяца начался необратимый процесс, отклонения разные. Так вот, вместо того чтобы ее ампутировать и избавиться от этого