произойдет сегодня вечером или же никогда!
Хокукай согласился, наконец, проснуться. Он огляделся в потемках, в его глазах был страх. Умирающие отблески костров лагеря плясали на куклах из желтоватой ткани, усиливая их устрашающий вид.
— Не смотрите на них, — прошептала Зигрид. — Если они обо всем догадаются, то разом бросятся на нас, и мы не сможем с ними справиться.
— А в каких из них есть люди? — спросил Хокукай.
— Не знаю, — призналась девушка. — Может быть, в каждой третьей. Наверняка в тех куклах, которые слишком плохо пахнут. Вонь является частью их стратегического плана, это придумано, чтобы у нас не возникло желания слишком близко подойти к ним.
— А чего же они хотят? — пробормотал капитан. — Убить нас?
— Думаю, что да, — подтвердила Зигрид его слова. — А потом они нас просолят и закоптят, ведь им нужна провизия в дорогу. Надо вернуться на корабль так, чтобы они ни о чем не догадались.
— Хорошо, — пробормотал Хокукай. — Попробуем.
От страха он протрезвел, его лицо было ужасающе бледным. Он поднялся и стал будить матросов, подходя к каждому по очереди и слегка ударяя ногой под ребра.
— Вставайте, свиньи! — завопил он. — Надоело, что вы все бездельничаете. Идите-ка на корабль, снимите главный парус и принесите его сюда. Завтра при свете солнца будем чинить, а то нам больше не выйти в море. Давайте-ка, вставайте!
Это было неплохо придумано. Выходка могла сойти за пьяную прихоть капитана. Однако члены экипажа не торопились выполнять ее. Некоторые были так пьяны, что не могли пошевелиться.
— Дай отдохнуть, капитан! — просипел кривой. — Дело может и подождать.
— Нет, — возразил Хокукай. — Здесь я командую, а ваша лень мне порядком надоела.
Он сделал вид, что хватает повара за шиворот. Зигрид догадалась, что капитан воспользовался случаем, чтобы что-то прошептать одноглазому на ухо. Тот разом протрезвел и тоже начал трясти своих пьяных товарищей. Моряки вставали один за другим, они смотрели по сторонам растерянно и испуганно. К несчастью, матросы были плохими актерами и не умели скрыть страх, некоторые из них тут же выдали себя, поскольку в ужасе принялись смотреть на тряпичных кукол.
Весь экипаж направился к пристани, оставив пьяных в лагере. Когда одноглазый выхватил кинжал, тряпичные куклы вышли из неподвижности и направились к освещенному пламенем костра лагерю. Они продвигались очень быстро, хотя соломенная набивка их нарядов мешала движению. Куклы размахивали большими ножами, вилами, рогатинами. Одна из кукол попыталась вцепиться Зигрид в горло, и девушке пришлось всадить острие гарпуна прямо ей в брюхо. Железный наконечник продрал мешковину, на которой стало расплываться пятно крови. И тогда началась резня. Противники бились вслепую. Куклы, защищенные, словно панцирем, одеждой из старого тряпья, держали удары лучше, чем пьяные матросы, нетвердо стоявшие на ногах.
Когда все члены экипажа наконец-то добрались до пристани, Зигрид вдруг вспомнила, что юнга Хата остался спать около лагеря, опьянев от вина. Девушка, несмотря на крики Хокукая, давшего команду немедленно отвязать швартовы, вернулась к лагерю, прокладывая себе дорогу среди кукол с помощью острого гарпуна.
— Вернись! — кричал капитан. — Я не могу ждать тебя! Вернись!
Зигрид проколола двух кукол, взвалила Хату на плечо и со всех ног бросилась на пирс. Она задрожала при мысли, что одноглазый может сбросить ее в воду, когда она станет перешагивать через леер — трос на палубе. Корабль уже отплывал от пристани. Зигрид бросила неподвижного юнгу на палубу и прыгнула за ним, опираясь на гарпун, как на шест.
— Еще бы секунда, и все, — засмеялся одноглазый, когда она упала у его ног.
— Смотрите! — раздался чей-то крик. — Они убивают их! Они их убивают!
Все бросились к планширу. Ужасные тряпичные куклы набросились на забывшихся сном пьянчужек. Когда они расправились с последним матросом, одна из кукол бросилась к краю пирса и сняла маску из белой ткани. Это была молодая женщина, ее лицо было перекошено от гнева. Она размахивала над головой ножом и что-то кричала вслед уплывающему кораблю. Наверняка это были проклятия.
Пока корабль не вышел в открытое море, весь экипаж чувствовал запах жареного мяса, который приносил ветер с острова.
Запах брошенных товарищами матросов, которых зажарили.
Глава 5
Огненный остров
Зигрид и ее спутники подплыли к острову Икенава, в который раз умирая с голоду. Это был настоящий остров, со всеми необходимыми для острова «корнями», а не плавучий плот, как большая часть дрейфующих земель, и все заметили, до чего же приятно было ступить на твердую землю, которая не качалась по воле приливов и отливов. Матросы были удивлены, увидев, что их встречает приветливое местное население, которое ни в чем не испытывало недостатка и не выражало недоверия к прибывшим.
Обстановка была столь спокойной, а жизнь столь беспечной, что капитан решил поставить корабль в сухой док, чтобы, наконец, приступить к срочному ремонту корпуса, начавшего уже пропускать воду.
Это произошло, когда Зигрид шла вдоль берега, неся на плечах жердь с ведрами по обеим ее концам. В тот день девушка была дежурная по доставке воды, вот почему она шла от источника, наполнив все емкости. Настроение было хорошее, она снова с надеждой смотрела в будущее.
«Идол, — повторяла себе Зигрид. — Это лишь статуя, каменные обломки, которые потоки воды вымыли из ила…»
Ей хотелось броситься в бегство, но ее ноги застыли, словно у готовящейся заснуть лошади. Внезапно монстр открыл пасть, и Зигрид застонала от ужаса.
Пасть животного представляла собой пещеру с огромными зубами по краям, пещеру из которой со свистом вырывался горячий пар. Хотя девушка и находилась далеко от чудища, она почувствовала, как к ней приближается эта горячая волна. Растительность от этого жара тотчас увяла; листья, цветы скрючились, сгорев за доли секунды. Зигрид успела упасть на землю и спрятать лицо в мох, чтобы спастись от ужасного жара, что поднимался из чрева страшилища. Дракон положил подбородок на песок. Он больше не двигался. Своим поведением чудовище напоминало крокодилов, которые, когда их внутренняя температура становится слишком высокой, широко раскрывают пасть и ждут, пока воздух, обвевающий пасть изнутри, немного ее остудит.
У Зигрид стучали зубы. Боясь, что этим она выдаст свое присутствие, девушка оторвала кусок мха и засунула себе в рот. Ужасные звуки доносились из раскрытой пасти страшного создания, словно кто-то поднимался по огромной лестнице.
— Я схожу с ума, — подумала гарпунщица. — Этого и стоило ожидать; когда человек тесно общается с богами, он становится безумным.
Больше чем внешний облик животного, ее страшил звук этих шагов. Он никак не соответствовал великолепному облику монстра, напоминая неспешные шаги монаха, проходящего под сводами храма… Одинокого бонзу, деревянные сандалии которого,
