надо побывать в ней, — солгал Саттар, и от этого на душе стало еще горше.
Анзират сердцем чуяла ложь.
— Ты говоришь неправду, — тихо сказала она и опустила голову. — Ты обманываешь меня. Ты хочешь, чтобы я обиделась и никуда не пошла?
— Нет… Не надо… Я все расскажу тебе, но потом…
— Когда?
— Когда буду провожать домой.
— Я хочу, чтобы ты сказал сейчас. Если ты любишь Анзират, ты должен сказать сейчас…
— Нет… Не сейчас… Это долго, и… мне надо спешить. Ты же знаешь, что я отпросился всего на час… Я приду к концу спектакля, провожу тебя домой и тогда все-все расскажу. Честное слово.
— Комсомольское?
— Комсомольское!
— Может, я провинилась перед тобой?
— Что ты… что ты!… Никто здесь не провинился… Тут совсем особенное. Я даже не знаю, кто виноват.
— Возможно, отец?
— Что отец? — едва не вздрогнул Саттар и почувствовал стеснение в груди.
— Может быть, он виноват?
— Он и подавно ни при чем, — с тоской выговорил Саттар.
— Эй! Саттар, Анзират! Идите сюда! — раздался чей-то веселый голос. Скоро начинаем…
У входа в клуб толпились девушки и юноши. Кругом раздавались громкие голоса, веселый смех, шутки.
— Иди, — подтолкнул Саттар любимую. — Я приду минут за десять до конца и буду ждать тебя здесь.
— Ну, смотри! — погрозила пальцем Анзират. — Ты дал слово.
— Да, да, да…
Девушка побежала, оглянулась на полпути, несколько раз махнула рукой и затерялась в бурлящей толпе молодежи.
Саттар повернулся и, взволнованный, быстро зашагал в ту сторону, где находились казармы дивизиона…
Сдержу слово… Легко сказать! А как она воспримет эту страшную весть? Если он, мужчина, узнав о смерти Умара, забившись в манеж, плакал навзрыд, то как же она?
Бедная Анзират! Бедная тетушка Саодат! Не ведают они, какое обрушилось на них горе.
Саттар шел, не видя встречных, поглощенный своими мыслями.
Недалеко от расположения части его вывели из раздумья хорошо знакомые призывные и беспокойные звуки — дивизионный горнист трубил тревогу:
'Там… там… та-та, та-ты, там…'
Саттар подхватил левой рукой клинок и бросился к казармам.
У распахнутых ворот он врезался в бурный встречный людской поток: поправляя на ходу шлемы, застегивая гимнастерки, подтягивая поясные ремни, к конюшням бежали бойцы и коноводы.
'Там… та-там… та-ты, та-ты-там', — звенела труба.
Через несколько минут, когда дивизион был выстроен на плацу, командир части сказал собравшимся командирам и политработникам:
— Полчаса назад на кишлак Чучман налетела басмаческая банда. Убиты председатель кишлачного совета и колхоза, секретарь партячейки, двадцать шесть колхозников, инженер и техник водхоза. Сообщение передано по телефону. В банде насчитывается около полусотни всадников. Можно предположить, что основное ядро банды составляет группа, приведенная с той стороны Ахмедбеком… Наш план таков…
Еще через несколько минут в три стороны, звонко цокая подковами о булыжную мостовую, мчались навстречу степной темноте красные конники.
Среди них был и помощник командира взвода Саттар Халилов.
9
Спектакль затянулся допоздна.
В половине первого двери клуба с шумом распахнулись, возбужденные зрители с мокрыми спинами и лицами, обмениваясь впечатлениями, вывалили на улицу, в ароматную ночную прохладу, и быстро рассеялись по темным улицам и переулкам.
Анзират подошла к месту, где ее должен был поджидать Саттар. Странно, его не было… Она прошлась вдоль фасада клуба, повернула обратно. Саттар не появлялся. В чем же дело? С ним никогда не случалось подобного. Быть может, его задержали в казарме?
Анзират теребила косички и прислушивалась, ловила ухом шорохи и звуки: может быть, раздадутся знакомые шаги…
Над городом плыла темная и теплая ночь. В садах самозабвенно и упоительно заливались на все лады соловьи. В воздухе мелькали летучие мыши. В арыках тихо журчали холодные потоки чистой горной воды.
Анзират подошла к арыку, присела, зачерпнула несколько раз пригоршнями воду и освежила лицо. И, задумавшись над ласково поющей водой, мысленно разговаривала с Саттаром. Но Саттара нет. Анзират поднялась, смахнула с рук холодные капли и, опечаленная, пошла домой.
Она шла медленно. Беспокойные мысли одолевали ее. Почему Саттар был такой необычный и так странно вел себя? Говорил об их будущей жизни, а в голосе ни одной радостной нотки, словно это будущее не радовало, а печалило его…
Но о чем он хотел рассказать? Наверное, что-нибудь очень важное, а может быть, и ужасное, если сразу не решился. А что, если разлюбил? От этой мысли Анзират стало так страшно, что она даже остановилась посреди темной улицы. Но нет, не может этого быть. Ведь глаза Саттара были такими любящими, когда они прощались.
Она перешла мост через головной арык. На нее пахнуло прохладой и сыростью.
Позади, кажется, там, где рынок, раздался свист. Анзират не обратила на него внимания: мало ли кому пришло в голову свистеть!
Теперь она шла узкой улочкой, сжатой с обеих сторон высокими глухими дувалами.
Позади опять послышались какие-то звуки. Похоже было, что по дощатому настилу провели лошадей.
Анзират представила себе, как Саттар прибежит утром домой, и лицо у него будет смущенное, виноватое… А она сделает вид, будто ей некогда…
Совсем рядом раздался шорох. Анзират вздрогнула и остановилась. Может быть, послышалось? Чепуха какая-то… И в ту же секунду через дувал перевалились и спрыгнули на улицу, чуть не сбив ее с ног, сразу двое.
Анзират не успела ни разглядеть их лиц, ни крикнуть. Они бросились на нее, заломили руки за спину и сунули в рот какую-то тряпку. Один обвязал ее веревкой, другой накинул на лицо душную паранджу.
Потом послышался конский топот. Чьи-то сильные руки подняли ее, перекинули через седло, и кони понеслись вскачь.
10
Пришло раскаленное сухое лето. В полдень зной, казалось, обжигал легкие. Столбик ртути
