Самая яркая из звезд, известная человеку с древнейших времен, взорвалась как сверхновая всего шесть с небольшим лет назад. Только ленивый за это время не написал работу об этом событии. Брюс относился именно к этой категории астрономов. Роберта Сириус интересовал меньше всего, он анализировал возможные варианты поведения Солнца, доселе устойчивой термодинамической системы, во время прохождения через нее ударной волны.
Расстояние в полусотню парсеков отнюдь не успокаивало автора. Из расчетов выходило, что с большой вероятностью можно было ожидать существенного изменения параметров динамического равновесия нашего светила. Эта эволюция, по его мнению, могла привести к срыву части конвективной зоны, обнажению более глубоких горячих слоев Солнца. Убийственная близость материнской звезды, всего 8 и 1/3 световых минут, при таком варианте развития событий, могла привести к тому, что атмосфера Земли будет практически сметена.
К удивлению Раске, автора вовсе не занимала судьба нашей планеты. Дальнейшие расчеты касались только времени стабилизации Солнца, достижения нового равновесного состояния и изменения характеристик излучения. Раске бросал осторожные взгляды на Роберта. У него возникла масса вопросов, ответы на которые он найти не смог. К тому времени, когда терпение американца почти иссякло, гостеприимный хозяин наконец вспомнил о его присутствии и оторвался от расчетов.
— Там кое-что не совсем верно, — с места в карьер начал он и, уловив в выражении лица американца признаки недоверия, мгновенно перешел в атаку.
— Смотри, — Роберт положил на стол персик. — Это Сириус, во всяком случае, таким он был до взрыва. — Он сочно вгрызся в сладкий плод. — А вот Солнце. — На столе появился еще один персик, размером поменьше, но более спелый. — Когда Сириус взорвался, наше светило получило свою долю электромагнитного импульса, который привел к некоторой его дестабилизации. Активность Солнца возросла, динамика появления пятен, факелов, флоккул, протуберанцев и всего остального за весь период наблюдения существенно отличается от нормы. Это ты знаешь, я думаю. И тут приходит вторая волна возмущения. Нас меньше всего волнует масса, учитывая расстояние, она не может быть значительной, но это огромная энергия! Получается эффект цунами: в океане волна абсолютно незаметна, но чем ближе к берегу, тем мельче. Скорость падает, а масса «нагребенной» воды возрастает — и мы получаем катастрофу.
Он победно откинулся в кресле, наблюдая за произведенным эффектом.
— Да, но что будет с Землей? — спросил Брюс, отвлекаясь от интересной научной проблемы и в свою очередь кусая персик, только что имитировавший родное светило.
— Боюсь, что цивилизации в том виде, к которому мы привыкли, придет конец, — Роберт говорил вполне серьезно, но так, будто это был только теоретический спор.
— Хорошенькая перспектива, — Брюс несколько дней назад, еще в Америке, обсуждал некоторые аспекты данной проблемы с шефом. Тот не разделял фатальных взглядов молодого заокеанского коллеги, но признавал, что подобный сценарий исключить полностью нельзя. Теперь Раске проникся уверенностью в том, что Землю ждет неминуемая катастрофа. От Роберта исходила такая убежденность в собственной правоте, что допустить возможность ошибочности его идей мог только очень независимый человек. Раске не успел выработать собственного мнения, а принять позицию шефа ему не хотелось из-за все еще не забытой обиды.
— Я попытался дней десять назад набросать сценарий для нашей старушки Земли, так вышло нечто весьма похожее на «ядерную зиму», да еще и с космическими дополнениями. Я отдал исходные данные ребятам в Новосибирск, они там занимались этой проблемой, обещали за две-три недели выдать первые количественные параметры. — Роберт говорил достаточно просто, без позы.
— Как отдал? — решив, что ослышался, переспросил Раске.
— Да так и отдал, по Интернету переслал. Они сейчас делают расчеты, а если выплывет что-нибудь интересное, то мы общнемся в реальном времени.
— Но это же твои результаты? Как на это посмотрит твое руководство? — не сдавался американец.
— Говоря честно, мне совершенно все равно, как относятся к моей работе, и к моим действиям «динозавры», — Роберт стал серьезным. — Да и никого это не будет интересовать, если мои расчеты окажутся верны. Более того, я их и в известность не ставлю о своих намерениях.
— Здорово, — искренне поразился Брюс, — у нас так не принято, — хотя, наверное, Томас имеет больше свободы, чем я.
— Дался тебе этот Томас, вот задачка интереснее, смотри.
И он, не вылезая из кресла, подкатился к небольшому столику, за которым работал американец. Две головы склонились над несколькими листочками бумаги, и спустя несколько секунд разгорелся нешуточный спор. Как-то совсем незаметно пролетел час, а то и более, работа, вероятнее всего, и далее продолжалась в том же темпе, если бы не раздался неуверенный стук в дверь.
— Да, — недовольным голосом откликнулся Роберт, но запнулся и совсем иначе продолжил: — Можно-можно.
На пороге появилась молодая женщина, показавшаяся очень бледной. Большие, карие, широко расставленные глаза безмятежно встретили оценивающий взгляд американца, но не задержались на нем.
— Знакомьтесь, — беря инициативу в свои руки, громко продолжил Роберт, — это наш американский коллега Брюс Раске, а это Диана Брутенц — наш аспирант и надежда на лучшее будущее.
Молодые люди обменялись ничего не значащими формальными приветствиями, Раске с удивлением отметил, что ее английский намного лучше, чем у Роберта.
— Ничего удивительного, — спокойно ответила женщина на его комплимент, — я несколько лет жила у родственников во Фресно, в Калифорнии, так что английский для меня почти что второй родной язык.
— Это точно, — если бы не Диана, то мне было бы очень тяжко с публикациями в англоязычной периодике. Кроме того, она прекрасный математик и даст фору нам обоим, к тому же она великолепно готовит, а печет так, что…
Он не успел закончить длинное предложение, потому что дверь за молодой коллегой закрылась.
— По-моему, ты ее обидел, — откровенно заметил Брюс.
— По-моему, тоже, — чистосердечно ответил Роберт, — так хочу сделать ей что-нибудь приятное, а получается всегда неловко или глупо. Ладно, давай работать. Хотя, говоря честно, она — самое хорошее, что есть в нашей обсерватории.
Продолжать эту тему не стали, и мужчины вновь вернулись к работе. Спустя час Роберт откинулся в кресле, потянулся, хрустнув позвоночником, и прокомментировал, словно разговор не прерывался:
— Сегодня мы остались без кофе, а обычно Диана меня балует. Она отчаянная любительница этого напитка. На заре нашего знакомства она спросила, какой кофе я предпочитаю, а я по наивности ответил, что растворимый…
— Ну, — поторопил рассказчика Брюс, которого несказанно раздражала эта манера — вечно останавливаться на самом интересном и тянуть паузу.
— Что «ну». Конец всему. Как человек я для нее теперь не существую, я теперь на уровне Homo sapiens, fossilis[20], не более.
— Да, — сочувственно кивнул Раске, — знаешь, я привез небольшую упаковку кофе. Хороший, американский. Давай принесем и презентуем ей.
— Она не пьет декофеинизированный, сублимированный, витаминизированный, с цикорием и прочими вывертами. Я же тебе сказал: она кофеманка, чокнутая, но идея хороша, сейчас и двинемся.
Молодые люди с удовольствием пробежались по едва освещенным дорожкам к коттеджу Раске. Тут же была вручена и бутылка виски, которую пришлось заносить к Роберту. Обратно возвращались медленно. Стало существенно прохладнее, и, как обещал хозяин, воздух был настолько чист, что его, казалось, на самом деле можно было пить. Редкие, едва освещавшие асфальтовую ленту фонарики, не мешали смотреть на звезды. Ночь была удивительной.
— Ты хочешь сказать, что через некоторое время всего этого не будет, — неожиданно нарушил молчание и тишину Брюс.
— Почему же. Материальный мир, все это, как ты выразился, будет, не будет нас… — И американец
