В другое время Светлана, вероятно, не проявила бы никакого интереса к сердечной жизни Аньки, но теперь, когда мысли Светланы были точно взвихрены ревностью, ее невольно тянуло поговорить о любви и разлуке. Она приблизилась к Аньке и заговорила шепотом:
— Дерябу любишь? Очень?
— Люблю, — помедлив, не совсем уверенно ответила Анька и, словно оправдываясь, добавила: — Я ужасно влюбчивая!
— Скучно тебе будет без него.
Анька вновь взглянула на парней и, притворно вздохнув, ответила смиренно, нараспев:
— Проживу как-нибудь!
Сразу же теряя интерес к Аньке и застыдившись, Светлана сделала вид, что ей неловко сидеть, й стала менять место. «Как все легко у нее! — невесело подумала Светлана. — Разлучили, а ей хоть бы что! Да. неужели многие так легко любят?»
Анька надолго задержала свой взгляд на помощнике бригадира Корнее Черных. Это был среднего роста белокурый здоровяк в черненом полушубке и дымчатой шапке-ушанке, с достоинством, спокойным шагом носивший свое сильное тело по земле. Доброе русское лицо Черных с густым солдатским румянцем прямо-таки украшали очень живые серые глаза.
Вероятно, почувствовав на себе взгляд Аньки, Корней Черных настороженно взглянул в ее сторону и тут же услышал ее капризный голос:
— Товарищ Черных, да скоро ли?
— Скоро, скоро! — сдержанно ответил Черных.
— Где же бригадир?
— Сейчас будет.
Из ворот усадьбы привычным широким шагом, с озабоченным, ищущим взглядом вышел Леонид Багрянов в охотничьих резиновых сапогах с подвернутыми голенищами и в распахнутой меховой кожаной куртке; в руках он нес связку металлических деталей: должно быть, выклянчил на прощание в материальном складе.
Черных встретил бригадира в сторонке от бригады.
— Никто не выходил? — негромко спросил Багрянов, кивнув на контору станции.
— Никто, — невесело ответил Черных.
— Где же директор?
— А кто его знает! Кому он докладывает! Леонид вздохнул всей грудью, как лось на водопое, и тоскливо поглядел в небо: как раз над усадьбой, на время заглушив все звуки дня, вытянутой сверкающей лентой проносилась, бросая с голубой вышины на землю могучие трубные клики, большая стая красавцев лебедей.
— На Лебяжье пошли? — оживляясь, спросил Леонид.
— Туда, — ответил Черных.
— Неужели даже гнездятся здесь?
— Гнездятся…
— Величавая птица! Смотри-ка, где живет! Найдя глазами Светлану на санях, Леонид, широко улыбаясь, указал ей в небо и крикнул:
— Это лебедь-кликун! Голоса-то: на всю степь!
В ответ Светлана, сторожко следившая за каждым шагом Леонида, на минутку быстро приподнялась и, вся просияв, торопливо и счастливо замахала ему рукой: девушке очень понравилось, что Леонид при виде красивейшего зрелища в небесной выси немедленно вспомнил о ней. «Нет, он любит, любит меня! — споря с тем чувством, что с утра не давало покоя, воскликнула Светлана. — Разве он вспомнил бы сейчас обо мне?» Она из-под руки долго следила за удаляющейся лебединой стаей и таким восторженным взглядом, словно эта стая, пронесясь над ней, одарила ее каким-то особенным, неземным счастьем.
В это время Леонид, взяв своего помощника под локоть, нагнулся к его уху и сказал, понизив голос:
— Вот что, Степаныч, я все-таки схожу з контору, разузнаю, где директор… Нельзя же так выходить! Нельзя!
Корней Черных слегка нахмурился.
— Да, первых, говорят, здорово провожали!
— А мы чем виноваты, что выходим последними? — сказал Багрянов- и на несколько секунд даже стиснул челюсти. — По его же вине!.. Да ведь нам и немного надо: на всех — одно доброе слово. Только и всего! Схожу, Степаныч, схожу, не уговаривай. — Он сунул в руки Черных связку деталей. — На, держи!
— Вырвал? — спросил Черных.
— С мясом!
В это время на крыльце конторы появился Степан Деряба. Он был навеселе, но только в той мере, когда не каждый мог заметить, что он уже принял «свою» порцию спиртного. Не спеша осматривая бригаду с ехидной ухмылкой на одутловатом лице, он, видимо, обдумывал, с чего начать разговор. Взгляд его нагловатых светлых глаз с каждой секундой безумно веселел.
— Тьфу ты, чертова дылда! — тихонько проворчал Корней Черных. — Вытаращил свои оловянные, зенки и стоит ухмыляе ся, зараза! А чего, скажи, надо?
— Я иду, черт с ним! — сказал Багрянов:
— Не горячись! Видишь, зачем он вышел?
Уже несколько дней Степан Деряба околачивался в Залесихе без дела, будто бы собираясь на курсы комбайнеров, которые должны были открыться в районном центре. Все время он решительно избегал встреч со своей бывшей бригадой.
Но теперь почему-то решил явиться на ее проводы в степь.
— Идет, — вдруг предупредил Черных. Минуя отдельные ступеньки, Деряба сошел с крыльца, перешагнул лужу и не спеша приблизился к бригаде. В упор уставившись невидящим взглядом на ребят, он поднял в небо ладонь и воскликнул хрипловатым голосом:
— Салют, младое племя!
Не рассчитывая на внимание бригады и ответное приветствие, он поспешил начать разговор:
— Желаете, я устрою митинг? По старой дружбе!.. Желаете? Что молчите?
— Слушай-ка, благодетель! — подходя к Дерябе, заговорил Багрянов. — Ты лучше поберег бы свой голос, а? И так хрипишь, до митинга ли тебе?
— Думаешь, слушать меня ребята не будут? — ухмыляясь, спросил Деряба. — Ха-ха! Ошибаешься, меня всегда слушали! А вот тебя слушать не будут. Психологии ты не понимаешь — вот твоя беда!
— Где нам за тобой угнаться, — сказал Багрянов, — у тебя сапоги-то сорок пятого размера!
— Смеешься, да? — сразу же не без видимого удовольствия придрался Деряба. — Только знай: я разных твоих насмешек не потерплю! Я не за тем сюда приехал!
— Знаю, знаю, зачем ты сюда приехал!
— А зачем? Скажешь?
— Подрасти еще больше на целине!
Все видели: расти Дерябе никак больше нельзя, — и потому над бригадой внезапно раздался взрыв визга и хохота. Мертвенная бледность мгновенно залила отечное лицо Дерябы. Еще секунда, и неизвестно, что могло бы произойти, но неожиданно опасный ход событий круто изменила Анька. Раскинув полы пальто, она в два счета слетела с саней, тут же заслонила собой, сколь могла, Дерябу и, выпрямляясь, выставляя вперед под цветистой блузкой груди, закричала совершенно осатанело:
— Ржете, собачье отродье? Расхрабрились? А давно ли, как щенки, лебезили перед Дерябой? С каких же это щей у вас такая храбрость? А плакать потом не будете?
— Ну, ладно, ладно! — беря Аньку за плечо, растроганный ее защитой, охрипше проговорил Деряба. — Пошли, пройдемся на прощание!
При смущенном молчании всей бригады Деряба и Анька, демонстративно взявшись за руки, с гордо поднятыми головами пошли прочь. Некоторое время они шли молча, прислушиваясь, но никто не бросил им вдогонку ни одного слова. Пройдя сотню шагов, Анька не выдержала и заговорила со слезной обидой в голосе:
