вокруг и заметил меня, стоявшего у дальней стены. «Пусть этот юноша, – сказал он, указывая на меня, – раскурит для меня трубку». Я протиснулся сквозь толпу, взял из рук цадика трубку, пошел на кухню, достал из очага уголь, раскурил трубку, принес ее обратно и передал равви в руки. В этот момент я ощутил, что чувства покидают меня. В следующий момент равви начал говорить и сказал несколько слов, адресованных мне, и сразу мои чувства вернулись в тело. Именно тогда я получил от равви дар отстраняться от всего телесного. С тех пор я могу покидать свое тело, когда захочу».
ОЧИЩЕНИЕ ДУШ
Говорил равви Нафтали из Ропшиц: «Свидетельствую о моем учителе, равви Ицикеле из Люблина: когда приходил к нему хасид первый раз, он вынимал из него душу, очищал ее от всякой ржавчины и всякого налета и возвращал обратно такой, какой она была в час рождения».
СБРАСЫВАНИЕ ГРЕХОВ
Равви Нафтали однажды опоздал пойти со своим учителем, равви из Люблина, на реку, чтобы совершить обряд сбрасывания грехов*[254]. Ясновидец с людьми уже возвращался домой, когда им попался Нафтали, торопившийся к реке. «Куда ты так бежишь? – спросил его один из сопровождавших цадика. – Разве не видишь, равви уже идет домой. Какая теперь разница, придешь ты на реку позже или раньше?»
Нафтали ответил: «Я тороплюсь подобрать хоть немного тех грехов, что равви сбросил в воду, чтобы сберечь их в сокровищнице моего сердца».
ПРОСВЕТЛЕНИЕ
Сказал как–то Люблинский равви: «Странно! Приходят ко мне люди унылые, а уходят – просветленные, хотя сам я, – он хотел сказать «погружен в печаль», но, подумав, сказал: мрачен и не даю света».
УБЕЖИЩЕ
Один из учеников Люблинского равви рассказывал: «У моего учителя, равви из Люблина, были не только великие ученики, известные всему миру, но и четыре сотни таких, которых называли «деревенщинами», но которые (каждый из них) обладали духом святости».
Его спросили: «Если существовала столь святая община и святой Ясновидец был в ней словно царь, то почему не была предпринята попытка приблизить час спасения?»
Ученик Люблинского равви ответил: «Великое делается незаметно».
Его снова спросили: «А чем же занималась эта община, когда собиралась вместе?»
Ученик Ясновидца сказал: «Когда мы были вместе с нашим святым равви, то чувствовали себя словно в укромном убежище. Мы не испытывали никакой нужды, не ощущали ни мук изгнания, ни мрака, покрывшего Израиль. Если бы мы их почувствовали, то сотрясли бы все миры и заставили бы Небеса приблизить час спасения».
ПРЕПЯТСТВИЕ
Однажды равви Иаков Ицхак пребывал в полной уверенности, что до исхода года наступит искупление. Когда же год прошел, он сказал, обращаясь к одному из своих учеников, Иегуди: «Простые люди или уже покаялись и целиком обратились к Богу, или готовы это сделать. С их стороны нет препятствия для прихода часа искупления. Но есть люди гордые, вознесшиеся высоко. Они не способны к смирению и поэтому не могут обратиться к Богу. Они – препятствие».
ВОЗДАЯНИЕ
Однажды накануне субботы, до наступления священных часов, удалился Люблинский равви к себе в комнату и запер дверь. Но вскоре дверь неожиданно отворилась, и равви вышел. Дом был полон великими учениками Люблинского равви, облаченными в белые сатиновые одежды, какие носили в те времена великие цадиким. Обратившись к ним. Ясновидец произнес: «Сказано: «И воздает ненавидящим Его в лице их, погубляя их»*[255]. Вот что означают эти слова: Он воздает ненавидящим Его за то благо, что они делают в этом мире, сами того не желая, чтобы погубить их в мире грядущем. Возьмем грешника, жадного до золота, и он получает свое золото; возьмем грешника, жадного до почестей, и он получает свои почести. А теперь представьте грешника, жадного не до почестей и не до золота, а до духовных степеней или стремящегося стать равви. И что тогда? И в этом случае жадный до духовных степеней достигает их и стремящийся стать равви становится им для того, чтобы быть низвергнутым в грядущем мире».
СИЯНИЕ
Приехали как–то в Люблин несколько хасидим. Когда они собирались идти к равви, их извозчик попросил, чтобы вместе с прочими записками подали и записку с его именем, чтобы равви помянул его добрым словом. Хасидим сделали, как просил извозчик. Люблинский равви, прочтя записку с его именем, сказал:
«Как сияет имя этого человека!» Хасидим удивились: извозчик был простым и неученым и они, пока ехали, не заметили в нем каких–либо особенных достоинств. «Душа его, – продолжал равви, – сияет сейчас передо мной, как чистый свет».
Хасидим отправились искать извозчика, но на постоялом дворе его не было. Пошли по улицам. Вдруг навстречу им идет шумная компания: впереди – музыканты, за ними – пляшущий и поющий народ и среди них – тот извозчик, ликующий и веселящийся больше всех.
Когда спросили его хасидим, что происходит, он ответил: «Когда вы ушли, я решил пойти немножко повеселиться. Идя по городу, я неожиданно услышал доносившуюся из одного дома музыку и громкие голоса. Я вошел туда и вижу, что там справляют свадьбу двух сироток. Я тоже стал пить, петь и веселиться с ними. Но потом случилась ссора, так как у невесты не было денег, чтобы купить жениху молитвенное одеяние (таллит), как это полагается по обычаю. Дело чуть было не дошло до разрыва брачного договора. Стало мне досадно, и не мог я снести, как бранят невесту. Полез я в свой карман – и что бы вы думали? Нашел там денег ровно столько, сколько было необходимо для покупки таллита! Потому–то я и радуюсь».