родов, расселившихся вдоль Дуная и к востоку от этой реки, сохраняли независимость, подчиняясь своим вождям и признавая только родственные связи и союзы, заключенные между соседями. Некоторые мятежные галльские вожди находили у гуннов хороший прием: каждое племя было вольно заключать союзы, с кем пожелает. Одни намеревались захватить часть римской территории, другие предлагали Империи свои услуги по защите ее границ — естественно, на выгодных для себя условиях.
Феодосий знал об этом. Он знал также, что гунны быстро поглотили все запасы, захваченные у готов, что они не умеют возделывать землю и могут жить только грабежом или службой в наемниках. Феодосий брал их на свою службу, манипулировал ими: использовал в борьбе с готами, сумевшими отстоять свою независимость, заключал союзы с белыми гуннами, чтобы держать в узде черных, и, признавая всех дунайских гуннов своими союзниками, натравливал одно племя на другое. В конце концов, разве эта ловкая политика не обеспечивала спокойствия Империи?
Но в Империи мало знали об этой политике, и неожиданное известие о новых пограничных стычках на Дунае, столкновениях между гуннами и германцами, между самими гуннами и самими германцами вызвало панику, как только стало известно о смерти Феодосия. Положение вдруг предстало в ином свете, эйфория улетучилась: Феодосий мертв, Империя разделена надвое и оба императора совершенно неопытны. Что станет с нами завтра? Все предвещало наступление черных дней — соперничества, братоубийственных войн, вторжений, восстаний…
Епископы отправились в Рим молить святых Петра и Павла о заступничестве, надеясь услышать свыше слова утешения. Но святые молчали. Отшельники, затворники, языческие ведуны и прорицатели все в один голос возопили: Небеса прогневались. И христианские моралисты нашли устрашающее объяснение: нельзя ждать от Господа милосердия, ибо мир — экумена — не следовал его законам, везде только ненависть, война, убийство, разврат, воровство и гнет. Чаша гнева обманутого Бога, ждавшего, что люди останутся верны Образу его, переполнилась. Пробил час расплаты. Придет вершитель Его мести — Бич Божий.
Феодосий умер в тот день, когда в деревянном дворце на берегу Дуная родился Аттила.
II
БЛЕСТЯЩАЯ ЮНОСТЬ
Сын короля? Аттила, во всяком случае, так и будет говорить. Но когда он родился (видимо, в начале 395 года), короля гуннов в собственном смысле слова просто не существовало — по крайней мере, одного.
Во главе каждой орды стоял свой вождь, избираемый воинами, а воинами были все гунны, способные носить оружие. Но вождю часто помогал управлять племенем один из братьев или сыновей, который становился наиболее вероятным преемником.
Дальние походы, совсем не похожие на обычные грабительские набеги, способствовали сосредоточению всей власти в одних твердых руках и установлению военной иерархии. Нельзя с полной уверенностью утверждать, что Баламир был вождем большого племени: он считался прославленным воином, достойным возглавить крупномасштабную кампанию. Во время длительного перехода войска сливались, перемешивались, и образовавшиеся орды признавали одного командира или нескольких военачальников, умевших договориться друг с другом. Так зарождались «королевские» фамилии, и передача власти от брата к брату практиковалась чаще, чем от отца к сыну. Продвижение по параллельным или даже разным маршрутам приводило к назначению «полководцев», которые часто не могли постоянно поддерживать связь друг с другом, да и не слишком об этом заботились. Это, в свою очередь, приводило к появлению других «королей» и королевских фамилий, которые могли случайно сталкиваться в бою или объединяться для войны против общего противника. Другие кланы предпочитали вести более оседлый образ жизни, довольствуясь набегами и грабежами в ближайших землях и время от время перебираясь на новые территории. У них также были свои царьки и более или менее отлаженная система передачи власти по наследству.
Об отсутствии сильных королевств гуннов свидетельствует и тот факт, что кочующие племена разделялись и выбирали стойбища по своему усмотрению и пользовались абсолютной свободой принятия решений, заключая такие союзы, что зачастую оказывались противниками в бою. Но большие племена, образовавшиеся в результате слияния нескольких родов, оставались неделимыми и управлялись «королем» или, в большинстве случаев, «королями» — братьями или отцом и сыновьями. В таких случаях один из соправителей, и далеко не всегда старший по возрасту, доминировал над другими, особенно во время визита «послов» и обсуждения условий военных союзов.
Поскольку война была средством существования гуннов, они сражались постоянно, как за себя, так и за тех, кто пожелал их нанять. В первом случае надо было награбить как можно больше, во втором — продаться как можно дороже. Для этих наемников политические предпочтения не играли никакой роли. Кочевая жизнь не способствовала ни развитию сельского хозяйства, ни освоению ремесел. Грабеж и наемничество были их единственными источниками дохода и любимыми занятиями, которые они всегда старались совмещать.
Баламир умер вскоре после того, как обосновался на Дунае, успев порадоваться переходу под его власть части остготских племен Эрманариха. Самым большим племенным союзом теперь управляли четыре брата, «суверенные вожди», которые были сыновьями Турды и правнуками Аттеля (одним из названий Волги в то время было Аттель). Четыре соправителя звались Октар, Мундзук, Эбарс и Роас. Старший, Октар, считался главным, но его чаще других тянуло ввязаться в какую-нибудь авантюру, и он то и дело заключал союзы с соседними племенами, чтобы пускаться в рискованные походы. Следующий брат, Мундзук, в большей мере был «администратором» и чаще оставался в главном лагере племени, который, должно быть, находился где-то к северу от современного Линца, но определенно на восточном берегу Дуная. Возможно, именно там появился на свет его сын Аттила, в одном из тех деревянных «дворцов», которые строились для вождей гуннов, когда они намеревались провести достаточно продолжительное время на одном месте.
Сколь бы крупным ни было «королевство» сыновей Турды и какое бы влияние оно ни оказывало на другие племена, его положение не было уникальным. Сильную орду удалось сколотить другому великому вождю — Ульдину, всадники которого считались лучшими среди всех дунайских гуннов. Ульдин установил прочные связи с «римскими» задунайскими легионами. Он даже обменялся «послами» с вандалом Стилихоном, полководцем-наставником императора Западной Римской империи Гонория. Это подвигло Мундзука направить «легата» с приветствием императору.
Детство Аттилы сильно отличалось от детских лет его отца и дядьев. Те были настоящими кочевниками и появились на свет в кибитках или наспех поставленных шатрах, а не в деревянных теремах. Большая часть конников скакала далеко впереди тяжелых повозок, на которых ехали женщины и дети вместе с добычей и запасами еды — довольно небольшими, поскольку они постоянно пополнялись за счет грабежа. Обоз охранялся с флангов и с тыла, а самые резвые всадники сновали между выдвинувшимся вперед войском и обозом. Все вместе собирались в момент трудных переправ через реки, для чего приходилось сооружать деревянные мосты и плоты, а некоторые повозки становились амфибиями.
Аттила родился во время необычно продолжительной остановки. Конечно же, он часто покидал «дворец» и трясся в кибитке, но всегда возвращался домой. Вместе со сверстниками он осваивает борьбу, искусство владения оружием, особенно кинжалом, и стрельбу из лука. Слишком рано он начинает ездить верхом и приобретает характерную черту всех гуннов — кривые ноги. Вопреки легенде, его щеки не покрывали искусственные шрамы: ни один из лично видевших его современников не засвидетельствовал этого, а Проспер Аквитанский вспоминал о безмятежном выражении его лица.
Нанесение шрамов на лицо практиковалось всеми гуннскими воинами с целью запугать противника, а главным образом мирных поселян, подвергавшихся набегам. Часто довольствовались глубоким порезом, оставлявшим уродливый шрам, чем страшнее, тем лучше, но иногда прибегали к более сложной операции: щеку разрезали, а затем сшивали так, чтобы щетина могла прорастать изнутри шрама. Таким образом, война и грабеж были источниками существования гуннов, а запугивание врага являлось осмысленной тактикой, элементами которой становились искусственные шрамы, шлемы с рогами, нарочито варварское
