Булавина.
Силы повстанцев, их успехи в мае — июне производили соответствующее впечатление, в том числе и на карателей. Долгорукий после разгрома восставшими Сумского полка приходит к выводу, что от булавинцев вряд ли дождешься покорности; с ними нужно расправляться так, как царь указывал в первых своих весенних распоряжениях («жечь без остатку, а людей рубить»); да вот беда — войск мало:
— Ежели бы, государь, довольно у меня было войска легулярного, по здешнему, государь, состоянию смотря, конечно, надобно в их воровские городки вступить и чинить против твоего государева первого письма. А что, государь, писали они (Булавин с повстанцами. —
Долгорукий выпрашивает у царя новые полки:
— На Украине, государь, есть у Неплюева 5 полков салдацких. Ежели бы там они были не нужны, зело бы мне были способны на здешних противников. Только, государь, я чаю, по здешнему смотря, что без них на Украине быть невозможно для того, что опасно от запорожцов; и там быть без людей неможно.
Правда, майор с радостью узнал, что по указу Петра и «по отправлению» Меншикова к нему от Могилева, то есть из действующей армии, идет полковник Гаврила Кропотов с двумя драгунскими полками. Долгорукий по-прежнему стоит обозом около Валуек, собирает провиант и подводы, ждет подкреплений. Неделю спустя после его прихода к Валуйкам к нему привели двух донских казаков. Майор встретил их строго:
— Кто такие?
— Из Донецкого городка казак Степан Тимофеев Кандратьев.
— А ты?
— Федор Павлов. Из того ж городка.
— С чем явились?
— Привезли отписки Войска Донского. Одна к великому государю, а другая — к полководцам.
— Опять отписки! Майор развернул их, бегло глянул. — О верности государю пишете, с покорением. Только за таким вашим просительным челобитьем и обещанием являетца ваша неправда!
— Какая, господин майор? Мы, казаки Донецкого городка, и иные многие как служили верно великому государю, так и впредь служить готовы.
— Правду говорите?
— Правду, господин майор. Вот тебе крест святой, ей-ей не врем!
— Ну, хорошо. Рассылал я увещательные письма по городкам. В вашем городке такое письмо получили? Читали?
— Получили и читали. И, радуючись тому, служили молебен.
— Вон как... А государевы запасы, провиант, который в городке, целы?
— Целы, господин майор, И по се число мы тот провиант не тронули.
— Хорошо. Правильно делаете. Не так, как другие ваша братья. Про Луньку Хохлача, который против Степана Бахметева ходил, знаете?
— Знаем. По того Луньку из Черкаского была присылка, и взят он к розыску. И другие казаки, которые лошадей отгоняли, тоже присланы к розыску — в Донецкий городок.
— Слышать о том мне утешительно. Что будет по тем розыскам, мне знать надобно. — Майор помолчал, пытливо глядя на казаков. — Мне говорили о Донецком городке, что вы, тамошние казаки, к воровству не приставали, пушки ворам не дали. Сие зело похвально. Но... — он снова бросил на них острый взгляд. — Вот привезли вы отписки войсковые с обещанием и покорением. А вы знаете, что Драный, Беспалый и Голый учинили над Сумским полком и его полковником? Где же ваша правда?
— Мы ничего не знаем, господин майор. Ей-богу, не знаем.
— Не знаете? Что товарищи ваши Драный и другие, собрався многолюдством, пришед за Валуйкою на речку Уразову, воровски разбили Сумского полку обоз? А самого полковника, старшин и казаков многих побили до смерти безвинно, а иных ранили и в полон взяли? Кони, ружье и пожитки, которые были при них, забрали без остатку. А иные воры под Усердом конские стада отогнали и во многих местах разорения чинят. Ничего этого вы не знаете, господа казаки?
— Ничего не знаем. И слыхать не слыхали. От тебя первого весть получили. И о том скорбим скорбию великою.
— Не знаете? — недоверчиво протянул князь, но не стал настаивать, помня о наказе царя о снисхождении к лояльным казакам. — Ну, хорошо. Отписку Войска Донского к его царскому величеству пошлю я немедленно через установленную почту. А на ту, которую послали к нам, полководцам, отпишу сам сегодня же в Войско Донское, в Черкаское. Вы подождите малое время.
— На том благодарим, господин майор.
Прошел час-другой, и казаки вновь предстали перед Долгоруким:
— Вот грамота в Черкаское и во все донские станицы. Сверх того листовного к вам, казакам, писания, должны вы донести словесно: всему Войску Донскому любительно я отзываюся и отдаю звычайный поклон.
— Спасибо, господин майор. — Донцы поклонились. — Все обскажем, как ты приказать изволил.
— И еще: скажите на словах, чтобы впредь такую неправду не оказывали. Когда просите у великого государя милосердия и винам своим отпущения, то делать так, как над Сумским полком учинили, ненадобно. Ведь если бы от великого государя по моему доношению какой склонности не было, то уже бы его государские ратные люди со всех сторон на вас давно наступили и в городках ваших было бы не без разорения. Однако ж то все моим доношением по се время удержано и разорения никакого не учинено, покамест вы по обещанию своему ему, великому государю, будете в совершенной верности.
— Передадим, господин майор, все слово в слово.
— Далее, — голос князя звучал твердо и резко, — Семена Драного, и Беспалого, и Никиту Голого, и иных своевольцев, которые без вашего войскового совету то чинили, взять и ко мне прислать. А как вы их ко мне пришлете, и то вам будет во оправдание и во всем очистка. И за такую верную вашу службу от него, великого государя, получите себе пребогатую милость и жалованье.
— Все сделаем. Нам можно ехать, господин майор?
— Сейчас поедете, господа казаки. — Долгорукий открыл кошель. — Вот вам по рублю. Поезжайте, никакого задержания вам не будет. Да передайте казакам Донецкого городка от великого государя и от меня похваление.
— Спасибо, господин майор. Христос тебя сохрани. А мы завсегда служить великому государю ради, как отцы и деды наши служили.
— Ну, хорошо. Ступайте.
Казаки поклонились и пошли к выходу. Долгорукий задумчиво смотрел на них. Не удержался, сказал вдогонку:
— А ваша станица лутче иных.
Князь выделил этих казаков потому, что они были из Донецкого городка, который, в отличие от большинства других, не склонился, как считал князь, на сторону Булавина. Главное же — он в соответствии с инструкцией царя продолжал проводить «политику пряника» по отношению к Войску Донскому. Петру в предвидении решительных действий против шведов хотелось развязать руки на «внутреннем фронте» — в борьбе с восстаниями па Дону, в Башкирии и других местах. Этим и объясняется примирительный тон Долгорукого, его обещания на тот случай, если булавинцы одумаются и прекратят борьбу. Обе стороны ведут свою линию — собирают силы, готовятся к схваткам; Булавин уверяет в верности и послушании царю, а Долгорукий как будто не сомневается в его искренности и журит повстанцев за некоторые нарушения верности. Интересно, что посланцев к Долгорукому Булавин выбрал из казаков Донецкого городка, «непослушного» новым черкасским властям и вроде бы лояльного к Москве. Этот жест должен был продемонстрировать лояльность самого Булавина и повстанцев. Но никого это не могло обмануть.
Долгорукий, Толстой и прочие воеводы каждый день получали, в том числе и из Черкасска, все новые известия о действиях и планах Булавина, его переписке с Запорожской Сечью, Ногайской ордой, кубанскими казаками. Азовский губернатор ожидает прихода повстанцев к его городу. Другие воеводы опасаются нападений булавинцев на Валуйки, Изюм, придонские и поволжские города.
