Наконец то проснулись дремавшие девы союзных миссий; проснулись тогда, когда помочь нам уже поздно. И проснувшись, все же не поняли, с кем имеют дело, и вместо самых внушительных действий разразились грозным по внешности протестом против нарушения договоров и начала мирных переговоров, с предупреждением, что нарушение принятых Россией обязательств перед союзниками вызовет для нее самые тяжелые последствия. Неужели же все союзные представители до того слабоумны, что не понимают всей практической бесцельности своего протеста. Пустопорожние теперь это, сэры, мистеры и мусье, слова; разве они могут произвести какое либо впечатление на Петроградских товарищей, случайных захватчиков всей власти, исполняющих с одной стороны волю своих немецких нанимателей и хозяев, а с другой стороны стремящихся заразить своей пропагандой весь мир и разрушить все существующая формы жизни.
Что этим жуликам старые договоры; что им Россия; что им все эти угрозы! Ведь такие дипломатические ходы могут быть действенны для тех, у кого есть Родина, есть перед ней святые обязанности; есть перед кем то ответственность; для кого обязательно данное слово договоры, условия; для кого существуют слова: честь, традиция, порядочность...
В России же власть попала в руки шайки самой грязной смеси разных элементов, в которой, если верить тому, что про них говорят, есть 1-2% сумасшедших маниаков, убежденных маниаков, для которых все вышеуказанные понятия - круглый ноль, гнилые пережитки ненавистного им буржуазного строя; остальные же 98-99% состоят из совершенно беспринципных авантюристов самого гнусного сорта! нанятых немецких агитаторов и всевозможных выкидышей подонков пролетариата, преступной улицы и каторги, для которых столь случайно и неожиданно доставшаяся им власть нужна, чтобы за ее счет попировать вволюшку. Сейчас для сохранения их власти им очень кстати дерзкие и тешащие звериные инстинкты масс лозунги большевизма; ими они только и держатся и только под их сенью могут жить, наслаждаться, жрать и пить. Терять этой банде нечего; патриотизм, родина, честь и совесть для них пустые слова. Договоры им ненавистны, ибо исполнение их лишить их основы их существования - поддержки темных и загипнотизированных масс, а потому к черту все договоры и неудобные обязательства.
Угрозы союзников для них не страшны, ибо взобравшись на верхи власти, они сидят все время под другими, бесконечно более близкими и реальными угрозами. Они играют и будут играть до конца свою каторжную игру со смелостью и упорством каторжников, которым все равно нечего терять, и которые всегда готовы к возможности так же фейерверочно улететь в ту грязь, из которой они вылезли. Их идеология нам близко знакома по тем экземплярам комитетчиков, комиссаров и демагогов, подстрекателей солдатских толп, с которыми нас познакомили последние полгода нашей кошмарной жизни.
Что им союзные угрозы; это все равно, что пугать евангелием какого-нибудь закоренелого язычника или убедительными надписями защищаться от волков и гиен. Такие бандиты признают только грубую реальную силу, когда та возыметь их за шиворот и так тряхнет, что глаза на лоб выскочат; такую сволочь или гнут в бараний рог или... покупают. Лучше, если бы союзники прямо умыли бы руки вместо того, чтобы делать столь бесполезные глупости.
Совсем иное было бы, если бы вместо протеста к Москве во время были бы двинуты от Архангельска и со стороны Сибири союзные войска - единственное средство остановить развал армии и страны; тогда и протесты произвели бы везде совсем иное впечатление, ибо товарищи знали бы, что дальше стоит - и стоить близко и реально кулак, за коим последует немедленно соответственный и очень неприятный жесть. Если бы союзники не были слепы, то всегда имели бы возможность подкрепить восточный фронт несколькими американскими дивизиями в его северной части и японскими на юге. А при таких ледниках гниение фронта сразу бы остановилось.
Теперь все это уже поздно; события летят с быстротой урагана и теперь союзные контингенты не могут уже поспеть на наш погибший и конченный фронт.
Борьба идет неравная; старая власть разбежалась; ее авторитет безвозвратно потерян; она изжита и стала ненавистна тем, кого ее же дряблость, нежизненность и ошибки сделали силой; ее сторонники рассеяны, неорганизованы, запуганы и забиты и для спасения своей шкуры, достояния и привилегий (не все конечно, но к сожалению большинство) готовы на всякие уступки, компромиссы, жертвы и даже подлости. Организация сохранившихся здоровых элементов сейчас уже очень трудна; все ненадежное с точки зрения новой большевистской власти уже взято под подозрение и под неослабный надзор.
Новая власть народных комиссаров находится сейчас в совершенно иных условиях: она переживает медовый месяц своего существования и, прилещивая к себе толпы, расточает им самые заманчивые обещания и жирные посулы; она гарантирует им немедленное избавление от всех реальных неприятностей войны и сулить самое широкое осуществление всех давно накопившихся вожделений. Она повелительница масс и всей вооруженной силы страны; она ничем не связана, ничего не боится (потому что нечего терять) и дерзка до последних пределов.
Ее сторонники сорганизованы, захватили все рули и средства управления; они дерзки, жадны и готовы отчаянно защищать то, что приобрели и что уже начали пожирать.
Ясно, условия борьбы и силы сторон слишком неравны; несомненно также, что и обаянию власти товарищей комиссаров тоже наступить конец, ибо неизбежные законы жизни заставить их скоро начать принуждения и воздействия (что они кое в чем уже и начали), а когда это произойдет, то массы поднимутся против них также охотно, как они поднялись и против Царя, и против Временного Правительства, против Керенского. Трудно свалить первую власть, первые авторитеты, а потом это делается к легко, и охотно; наша интеллигенция очень постаралась, чтобы сделать возможным первый опыт и подрубить те суки, на которых сама сидела; ну, а теперь разные товарищи и руководимый ими массы будут повторять этот опыт с каждым, кто захочет наложить на них ярмо принуждения.
Играть в дудку инстинктов толпы большевики большие мастера: достаточно почитать большевистские газеты, наполненный заманчивыми декретами и еще более сулящими обещаниями, и умело поданными и раздутыми восхвалениями всего уже якобы сделанного новой властью для солдат, народных масс и трудящихся.
Соседний 27 корпус объявил, что будет всемерно поддерживать власть народных комиссаров и начинает переговоры о мире; наши комитеты все присоединились к этому решению. Задерживаю свой отъезд, желая дождаться приезда заместителя; оставаться и изображать какую-то гнусную пародию на Корпусного командира не могу и не хочу. После обеда получены две телеграммы, достаточно ярко показывающие в какие руки попала Всероссийская власть и какой курс она принимает; первая телеграмма за подписями новых дуумвиров Ленина и Троцкого, призывающая к беспощадной борьбе против буржуев, помещиков и чиновников; ко всем инакомыслящим приказывается применять ни перед чем не останавливающийся террор, с заключением в Петропавловку и на Кронштадтские форты. Вся горечь современной действительности, все грехи прошлого и вся ответственность и за прошлое, и за будущее очень искусно сваливается на буржуазию и на контрреволюционных генералов; по-видимому, мы уже не только в преддверии, но уже в сенях самой черной коммуны, но уже не в парижской, а в чисто русской редакции.
Другая телеграмма из противоположного лагеря от еще уцелевшего где-то Комитета Спасения Родины и Революции (тошнота берет от одного этого названия) с призывом к массам одуматься и понять, к чему ведет Россию сепаратный мир и соглашение с немцами. Неравная опять борьба: у красных дерзкая, чисто каторжная решительность, оглушительное действие и самые крайние средства террора; а у их противников жалкие уговоры, искание тех струн, которых у слушателей нет, и попытки заставить понять головой и почувствовать сердцем тех, у которых эти органы к таким операциям не приспособлены. По прежнему интеллигентные классы пытаются разговаривать с массами своего собственного измышления и не замечают всей бесполезности такого занятая; неужели восьми месяцев было мало для того, чтоб убедиться, что все эти нежные средства не по адресу направлены и совершенно негодны.
Тот рейс, которым несутся события, заставляет бояться, что всех нас ждут впереди еще более ужасные дни, еще более тяжкие испытания. Временное правительств не сумело приручить зверей; большевики же спустили зверя с цепей, и начинается его царство; пока его не запрут опять (на что мало надежды) или он сам не подохнет, до тех пор будет мрак и ужас, стоны, смерть и кровь.
Нужны великие муки и страшные испытания для того, чтобы массы постигли, что людям нельзя жить по звериному.
Вечером получили телеграмму армискома, что в его составь возвратились ушедшие ранее
