товарищами на железных дорогах. Объявлено, что хлеба в Петрограде осталось на пять дней и что на восток посланы особые отряды добывать хлеб и продвигать его к красной столице.
Вспоминается проклятие Петрограду раскольников, гибших при Петре Великом на работах при осушке здешних болот, и их предсказание, что 'через два ста лет быть этому проклятому месту пусту'.
Сегодня узнали, что большевики заняли все частные банки и объявили их национальной собственностью; в городе по этому случаю полная паника, так как многие, боясь держать ценности дома, положили их в сейфы и теперь разом потеряли все.
Лично я всегда был настроен против банков и считал их жадными пауками и родителями всевозможных спекулянтов и узаконенных грабителей, но принятая большевиками мера бьет по всем без разбора и погубит только Россию; не нам корчащимся в анархии и нищете, предписывать миру столь сногсшибательные новшества да еще по финансовой части; эксперименты в экономике во много раз опаснее таковых же в политике, ибо экономические волны распространяются глубже, дальше, проникают больше во внутрь и разводят за собой массу мелких зыбей и волнений. Особенно остро разразился над обывателями декрет о реквизиции всех металлических ценностей, находящихся в сейфах; спокойно чувствуют себя только те ловкачи, которые во время перевели свои капиталы заграницу.
Сегодня же объявлено о прекращении выдачи пенсий и о разрешении всем офицерам старше 43 лет выйти в отставку.
Французы просили вернуть им только что присланные нам двести орудий, но получили отказ.
Положение офицеров, лишенных содержания, самое безвыходное, а для некоторых равносильное голодной смерти, так как все боятся давать офицерам какую-нибудь, даже самую черную работу; доносчики множатся всюду, как мухи в жаркий летний день и всюду изыскивают гидру контрреволюции.
Придет время, и недолго его ждать, когда все, радующиеся нашему офицерскому несчастью, сами восплачут и возрыдают.
Сегодня объявлено, что если подвоз хлеба прекратится, то буржуи будут лишены и тех 3/8 фунта, которые им выдают; это распоряжение равносильно огульному присуждению к голодной смерти. Вот тебе и egalite, над которой захлебывалась наша интеллигенция.
Манифестация по поводу заключения перемирия, причем приказано показать во всем блеске мощь российского революционного пролетариата. На улицах можно было обозревать великолепнейшие коллекции самых хулиганских рож и каких-то человеческих обмылков, ползавших по петроградским стогнам во всеоружии красного тряпья разных размеров. Несмотря на все административные и спиритуальные вспрыскивания, настроение толпы серо-слизкое и совсем нерадостное; думаю, что у большинства еще не совсем исчез стыд, или, вернее сказать, его остатки, за совершенное и совершаемое.
Временами между манифестантами проявлялась пугливость стада, делающего что-то не совсем хорошее, и еще не отрешившегося от старой привычки трусливо ждать неизбежного за то нагоняя и вздрючки; при малейшем гаме, а тем более при случайном выстреле, толпа с воплями рассыпалась и бросалась прятаться по подъездам и воротам, а вооруженные натопорщивались и начинали стрелять вверх.
На сии процессии взирали, - не знаю с каким чувством, - почетные гости на этом позорище не только России, но и всей цивилизации, мирные послы Вильгельма Кейзерлинг, Мирбах и Ко., осчастливившие Петроград своим посещением.
Немцам, строящим свое благополучие на славянских костях, или, по их выражению, на славянском навозе, должно быть было радостно видеть, до какого разложения дошел их восточный сосед.
В Главном Управлении Генерального Штаба сообщили, что вчера вечером в заседание демобилизационной комиссии приехали Крыленко, Ленин и Троцкий и заявили, что положение с миром почти безнадежно, так как немцы наотрез отказались признать принцип самоопределения народов; поэтому совет народных комиссаров считает необходимым во что бы то ни стало восстановить боеспособность армии и получить возможность продолжать войну.
Представители Генерального Штаба заявили, что восстановление боеспособности существующей армии совершенно невозможно, и что единственный исход это переход немедленно на добровольческую армию небольшого размера, содержимую на принципе строжайшей военной дисциплины.
Крыленко с этим принципом согласился, но при условии, что добровольцы должны принадлежать обязательно к их партии.
Твердость немецкого положения показывает, что они учли развал нашей армии и понимают отлично, что, что ни делай теперь комиссары, все равно русские воевать уже не могут. Комиссары же хорохорятся только для виду, а, может быть, и потому, что, как говорят, Смольный получил какие-то определенные требования от своих заграничных единомышленников о необходимости продолжать войну для разрушения немецкого империализма, до тех пор пока немецкие товарищи не усилятся настолько, чтобы заставить свое правительство с ними считаться.
Над офицерами совершили последнее надругание, лишив их семьи всякого содержания и сделав это без всякого предварения; в довольствующих учреждениях сегодня происходили потрясающие сцены, так как некоторые жены и вдовы приехали из пригородов на занятые деньги и им не на что вернуться домой, где сидят некормленые дети; положение многих такое, что в управлении воинского начальника писаря не выдержали и, забыв про контрреволюцию, собрали между собой некоторую сумму денег и роздали наиболее нуждающимся.
Сегодняшний тон 'Правды' подтверждает, что между немцами и большевиками пробежала черная кошка; газета наполнена горькими упреками по адресу империалистических немецких генералов, тормозящих заключение мира; очевидно, Смольному предъявлены такие требования, что даже тамошние диктаторы не в состоянии на них согласиться.
Верхопрап Крыленко выступил на митинге товарищей в Морском манеже и показал там всю свою настоящую подоплеку; его речь - это рекорд подлой злобы против офицеров, бесшабашного хвастовства завистливого неудачника, пробравшегося наконец в люди, и великого убожества мысли и собственного внутреннего содержания; это какая то сгущенная квинтэссенция классовой ненависти интеллигентного разночинца, изжившего свою молодость в едкой атмосфере неудовлетворенной жадности, злобной ненависти, ко всему, что выше, лучше и счастливее и зависти; должно бить тяжелая учительская лямка большевистского Главковерха здорово его исковеркала и сделала из него настоящее уксусное гнездо.
Депутация офицерских жен целый день моталась по разным комиссарам с просьбою отменить запрещение выдать содержание за Декабрь; одна из представительниц, жена полковника Малютина спросила помощника военного комиссара товарища Бриллианта, что же делать теперь офицерским женам, на что товарищ со столь ослепительной русской фамилией, сквозь зубы процедил: 'можете выбирать между наймом в поломойки и поступлением в партию анархистов'.
Прочитал в газетах, что в Томске образуется автономное управление Сибири под главенством Потанина; порадовался этому известию, так как уверен, что настоящие кондовые сибиряки большевизму не поддадутся и сумеют отстоять от него свою Сибирь. Встретил есаула Перфильева который сообщил, что среди сибиряков идет секретная организация и отправка в Сибирь офицеров и сохранившихся солдат, чтобы потом сразу образовать Уральский фронт и положить предел распространению большевизма на восток. Совершенно неожиданно получил предложение от Главного Управления Генерального Штаба ехать на Дальний Восток для временного исполнения должности военного агента в Токио. Несмотря на всю завидность этого предложения, дающего мне возможность на законном основании удрать из Петрограда и получить даровой проезд, отказался, так как неудобно принимать какие-нибудь назначения от Главного Управления, сидящего между двумя стульями. Вечером у меня был М., называл Дон Кихотом и уговаривал согласиться, как для себя лично, так и ради спасения военной агентуры, которую большевики хотят уничтожить. Я по своему дальневосточному цензу единственный кандидат, которого можно отправить, не вызывая комиссарского подозрения. Но я все же отказался.
