Женщины

Когда я вышел, Айрис что-то мыла в раковине. Я обхватил ее сзади, развернул и поцеловал.

– Ах ты похотливый старый пес! – воскликнула она.

– Я тебя сегодня замучаю, дорогая моя!

– Сделай милость!

Мы пили весь день напролет, потом, часов в 5 или 6, приступили к индюшке. Еда нас отрезвила. Через час мы начали пить снова. Отправились в постель рано, часиков в 10. У меня не было никаких проблем. Я был достаточно трезв, чтобы устроить долгую хорошую скачку. Стоило начать толкать, как я уже знал, что все получится. Я даже особо не пытался ублажить Айрис. Шпарил себе и давал ей старомодной конской ебли. Кровать пружинила, и лицо Айрис кривилось. Затем пошли тихие стоны. Я немного сбавил ход, потом снова набрал темп и засадил в самое яблочко. Вроде бы она кончила со мной вместе. Разумеется, мужчина никогда не знает наверняка. Я откатился. Мне всегда нравилась канадская грудинка.

Назавтра к нам зашла Вэлери, и они вместе с Айрис отправились во «Фредерике». Примерно час спустя принесли почту. Еще одно письмо от Тани:

Генри, дорогой…

Я шла по улице сегодня, а эти парни мне свистели. Я шла мимо них и не реагировала. Больше всего ненавижу тех, что моют машины. Они орут гадости и высовывают языки, как будто в натуре ими что-то могут, но среди них на самом деле нет ни одного, кто бы мог. Это сразу видно, сам знаешь.

Вчера я зашла в одежный магазин купить штаны для Рекса. Рекс дал мне денег. Сам он себе никогда ничего не покупает. Терпеть не может. И вот, пошла я в этот магазин мужской одежды и выбрала пару штанов. А там два парня, средних лет, один был настоящая язва. Когда я выбирала штаны, он подошел, взял меня за руку и положил ее себе на хуй. Я ему сказала: «И это все, что у тебя есть, бедняжка!» Он заржал и как-то сострил. Я нашла действительно четкие штаны для Рекса – зеленые в тонкую белую полоску. Рексу нравится зеленое. Ну, короче, этот парень мне говорит: «Давай зайдем в примерочную». А ты знаешь, что саркастические язвы такие меня всегда привлекают. Поэтому я пошла с ним в кабинку. Второй парень увидел, как мы заходим. Мы стали целоваться, и он расстегнул «молнию». У него встал, он положил на него мою руку. Мы продолжали целоваться, а он задрал на мне платье и посмотрел на мои трусы в зеркало. Он начал играть с моим задом. Но хуй у него так по-настоящему и не затвердел – только наполовину, да так и остался. Я сказала ему, что он – говно не ахти какое. Он вышел из кабинки с хуем нараспашку и застегнулся перед вторым парнем. Они оба ржали. Я тоже вышла и расплатилась за брюки. Он сложил их в пакет. «Скажи мужу своему, что уединялась с его штанами в примерочной!» – смеялся он. «Ты просто педрила ебаный! – сказала я ему. – И кореш твой тоже просто ебаный педак!» Ну в самом деле. Почти каждый мужик нынче – голубой. В натуре трудно женщине. У меня была подружка, которая вышла замуж, – так вот, приходит она однажды домой и застает этого парня в постели с другим мужиком. Неудивительно, что в наше время все девушки вынуждены покупать себе вибраторы. Крутое говнидло. Ну ладно, пиши мне.

Твоя Таня.

Дорогая Таня,

Я получил твои письма и фотографию. Я сижу сейчас один после Дня благодарения. У меня бодун. Мне понравилась твоя фотография. А еще у тебя есть?

Ты когда-нибудь читала Селина? «Путешествие на край ночи» то есть. После этой книги у него сбилась дыхалка, и он стал чудить – гнал и на редакторов, и на читателей. Чертовски обидно за него, по-настоящему. Просто крыша поехала. Я думаю, он должен был быть хорошим врачом. А может, и нет. Может, он сводил своих пациентов в могилу. Вот из этого хороший получился бы роман. Так многие врачи делают. Дают пилюлю и опять выставляют на улицу. Им нужны деньги, чтоб расплатиться за то, чего им стоило образование. Поэтому они набивают свои приемные битком и пропускают пациентов, как по конвейеру. Взвешивают, меряют давление, дают таблетку и выставляют за дверь – а тебе только хуже. Зубной техник может забрать все сбережения, но обычно хоть что-то с зубами делает.

Как бы то ни было, я до сих пор пишу и, кажется, платить за квартиру еще в состоянии. У тебя интересные письма. Кто тебя фотографировал без трусиков? Хороший друг, вне всякого сомнения. Рекс? Видишь, я уже ревную! Хороший признак, не так ли? Давай назовем это просто интересом. Или небезразличием…

Буду следить за почтовым ящиком. Еще фотографии будут?

Твой, да, да, Генри.

Открылась дверь, и там стояла Айрис. Я вытащил листок из машинки и перевернул его лицом вниз.

– О, Хэнк! Я купила шлюшьи туфли!

– Здорово! Здорово!

– Я их надену для тебя! Тебе наверняка понравится!

– Детка, давай же скорее!

Айрис зашла в спальню. Я взял письмо Тане и подсунул его под стопку бумаг.

Айрис вышла. Туфли были ярко-красными на порочно высоких каблуках. Она выглядела, как одна из величайших блядей всех времен. У туфелек не было задников, и ноги ее виднелись сквозь прозрачную материю. Айрис расхаживала взад и вперед. Как ни верти, а у нее тело соблазнительнее некуда, да и зад тоже, и, расхаживая на этих каблуках, она задирала соблазн до небес. С ума сойти. Айрис остановилась и бросила на меня взгляд через плечо, улыбнулась. Что за роскошная бикса! В ней было больше бедра, больше жопы, больше ляжки, чем мне за всю жизнь попадалось. Я выскочил и налил два стакана. Айрис села и высоко закинула ногу на ногу. Она сидела в кресле напротив меня. Чудеса дивные продолжали случаться в моей жизни. Я этого понять не мог.

Мой хуй был тверд, пульсировал и бился в ширинку.

– Ты знаешь, что мужику нравится, – сказал я Айрис.

Мы допили. Я отвел ее за руку в спальню. Толкнул на постель. Оттянул наверх платье и вцепился в трусики. Трудная это работа. Они зацепились за туфельку, нанизались на каблук, но я наконец их стащил. Платье по-прежнему прикрывало бедра Айрис. Я поднял ее за задницу и подоткнул платье под нее. Она уже была влажной. Я ощупал ее пальцами. Айрис почти всегда была влажной, почти всегда готова. Тотальная радость. На ней были длинные нейлоновые чулки с голубыми пажами в красных розах. Я засадил ей в самую влажность. Она высоко задрала ноги, и, лаская ее, я видел эти блядские туфли, красные каблуки торчали стилетами. Айрис опять готова к старомодной конской ебле. Любовь – это для гитаристов, католиков и шахматных маньяков. А эта сука со своими красными туфлями и длинными чулками – она заслуживает того, что сейчас от меня получит. Я старался разодрать ее надвое, я пытался расколоть ее напополам. Я наблюдал за этим странным полуиндейским лицом в мягком свете солнца, слабо сочившемся сквозь шторы. Как убийство. Я имел ее. Спасенья нет. Я рвал и ревел, лупил ее по лицу и почти разорвал надвое.

Меня удивило, что она еще смогла встать с улыбкой и дойти до ванной. Выглядела она чуть ли не счастливой. Туфельки слетели и остались лежать у кровати. Хуй у меня был по-прежнему тверд. Я подобрал одну туфлю и потерся об нее хуем. Заебись. Потом кинул туфлю на пол. Когда Айрис вышла из ванной, все так же улыбаясь, мой член опал.

96

Весь остаток ее визита мало что происходило. Мы пили, мы ели, мы еблись. Ссор не было. Мы подолгу