Ксения Букша
Inside Out (Наизнанку)
Жарко стало на Земле.
Легли шлагбаумы поперек дорог, разделили мир надвое. С этой стороны забора жизнь. С той стороны забора смерть. Тут — работают в стеклянных небоскребах, ведут сложные разговоры, сидят у компьютеров с чашечкой кофе. Там — натирают лицо жирными листьями, хватают автоматы и убивают друг друга. Охрана на вышках мрачно вглядывается в недобрую, чужую местность. Кое-кто с этой стороны поставляет на ту сторону оружие. Воровато подрагивает шлагбаум. За ним — звенящая тишина. Пятна стали и жирной крови на дороге. Пустые поляны на много километров. Кое-кто с той стороны иногда перепрыгивает на эту сторону и брызгает охране в глаза заразной кровью. С этой стороны про всех знают все: кто что думает, кто каков. С той стороны никто не знает ничего. Но нет никакой той стороны. Равно и этой стороны тоже нет. Мир един.
И над этим единым миром что ни день поднимается, как ведро из колодца на золотой цепи, огромное и раскаленное светило. Оно такое поразительно большое, что заполоняет все небо. Разевает пасть солнце, крутится на ниточках в небе день и ночь, огромное, как колесо, с подвешенными к нему разноцветными мигалками, разрисованное индексами.
Мир похож на перегонный куб, на кастрюлю с плотно закрытой крышкой, — так иногда подумывал Леви Штейнман, глава информационного отдела банка Бакановиц. Подумывал, поглядывая из своего окошка вдаль. Вон там, далеко внизу, рельсы разделяют квартал заводов и квартал черных. Здание банка Бакановиц стоит несколько на отшибе — на хуторе, и выезжать из гаража приходится на третьей скорости, чтоб арабские подростки не ограбили. В результате банкиры постоянно сшибают этих отморозков. Скоро весь этот район тоже закроют. Перенесут забор на три километра к Западу. Уже построили новый шлагбаум; а если приглядеться, можно увидеть новое здание банка, в которое они скоро переедут — поскорей бы уж.
А там, внизу, поезд продирался сквозь жаркие бараки, сквозь яркие и приземистые ангары заводов. Тут и там стайки народу переползали через рельсы. Слева супермаркет по жаре гремел на все стороны попсой и рекламой. Чуть дальше, в брызгах сварки, в веселом грохоте, строился небоскреб сволочей- конкурентов.
— Этот гад специально заказал окна своего будущего главного офиса размером с наши двери, — ласково сказал Штейнман своему монитору. — Но он прогорит, это как пить дать.
Ему нравилось такими словами подбадривать подчиненных. Работа была важная, а Леви Штейнман — молод. Леви Штейнман обожал смотреться в зеркало и всячески потреблять свой образ. Он думал о себе постоянно. Он пил себя то крупными глотками, то мелкими, то фыркал и плевался сам собой — больше ничего в нем не было, только он сам, как в небе было только солнце.
Мир лился со всех сторон. Начинался прибой. Леви Штейнман потянулся назад и вверх, безразличный, теплый, свежий, и устремил взгляд своих черных глаз в электронный документ. Но тут замахала своими желтыми крылышками летучая мышка почтовой службы.
— Ну-ка, что нам пишут, — сказал Леви Штейнман и умолк.
Двенадцать сотрудников информационного отдела осторожно скосили глаза, но Штейнман ничего не стал продолжать и комментировать. Он качнулся, встал, нажал на Reset, и, не дожидаясь, пока компьютер перезагрузится, вышел вон.
Директор инвестиционного банка Элия Бакановиц не имел собственного кабинета. Он сидел в торговом зале за большим столом, напоминавшим по форме букву икс, в перекрестье, и работал вместе со всеми, пуская поверх то брань, то смех. Все задавалось и росло. Элия Бакановиц крутился на стуле и оживленно разговаривал с окружающими, с клиентами и сам с собою.
Леви Штейнман приблизился к директору и спросил:
— Звали, господин директор?
Бакановиц запрокинул голову. Леви увидел его глаза вниз бровями.
— Знаешь, сколько стоит одна минута моей работы? — грозным голосом спросил Бакановиц.
— У-у, — покачал головой Леви. — Тонн шестьдесят розовеньких?
— Вот! — крикнул Бакановиц всем. — Все слышали? Покурить, да? Пять минут, да?
Он уже вел Леви по коридору. Тон у него был шуточный, но пятерней он так вцепился в рукав пиджака Леви, что тот уже распрощался с хорошим настроением. Элия Бакановиц любил покричать по пустякам. Вот и курилка. Тут Леви Штейнман попытался остановиться, но директор потащил его дальше, затолкнул в туалет, и, прежде чем Леви успел очнуться от изумления, открутил воду на полную мощность, пригнулся к струе и прошептал:
— Спускай воду в унитазе.
— Зачем? — попытался Леви Штейнман.
Элия Бакановиц сделал безумные глаза, и Леви повиновался, начиная кое-что понимать. Он нажал на кнопку бачка, и, пока вода низвергалась в унитаз, директор молниеносно пригнул его к струе воды из крана и прошептал:
— Помнишь Шварца?
— Ну да, тот тип из Администрации, который продавал нам разную информацию заранее. Что, он засыпался и сдал нас?
— Вчера он позвонил мне и сказал, что у него есть для нас охренительная новость. Сегодня мы встречались… ну, тебе неважно знать, где… и вот что он мне передал. Один тип, русский, изобрел топливо на воде. Нефть больше не нужна. Мир спасен. Но русский прячется, его не могут найти. Понимаешь?
— Пока да. А мы-то тут при чем?
— Русский ползает по нашему округу, — прошелестел Бакановиц. — Ты попробуешь найти его раньше, чем они, и купишь у него изобретение. Я знаю, что у тебя огромная информационная база. Что касается людей, я нанял для тебя двенадцать человек. Поскромнее, чем у них, раза в три. Но ты справишься.
— Даже не собираюсь, — прошипел Леви Штейнман сквозь блестящую струю воды. — Я не камикадзе.
— А я тебя дополнительно стимулирую, — зловеще проговорил Элия Бакановиц, — в твоей машине полным-полно наркоты, и если ты не хочешь всю оставшуюся жизнь провести на нарах, ты будешь делать то, что я говорю…
Прозрачная вода из крана залила Штейнману лицо и пиджак. Штейнман дернулся, выпрямился, на щеках у него краснели пятна.
— Шварц сказал, что русского найдут, по прикидкам, не раньше, чем через неделю. Ты должен сделать это раньше, Леви, — сказал Бакановиц от крана. — Тебе ясно?
Да уж яснее некуда. Один беглый взгляд на директора все скажет. Руки у него трясутся и потеют от жадности. Алчность обливает ему лысину маслом, он ерзает, словно на раскаленных углях, шарит мышкой по столу, а пухлые губы раскрыты, будто нацелились на виноградную гроздь. Элия Бакановиц хочет делать заначки от Системы. Все бунтовщики и террористы — ничто по сравнению с ним. Мятежный банкир. Купил секретную информацию и хочет ею воспользоваться в своих целях — и в каких! Водяное топливо! это ведь завоевание мира, практически!
Штейнман вдруг понял, что уже минут пять сидит в своем кабинете и в тоскливом ужасе, вжав голову в плечи, крутит в руках карандаш.
Перед этим, стало быть, что-то было. Ах да. Ему показали этих людей, с помощью которых он должен искать русского. Он, кажется, сказал, что сможет дать им задание часа через три. То есть, надо начинать что-то делать прямо сейчас?..
Штейнман судорожно вздохнул и ввел пароль для входа в свою информационную базу. Они еще не знают, вдруг пришла ему в голову утешительная мысль, иначе уже взяли бы и его, и Бакановица. Если бы это была провокация, ему бы не дали даже начать искать русского. Директора просто арестовали бы в момент передачи взятки чиновнику Администрации.
— Что там у нас, — пробормотал Штейнман. — Хм…
Русских в базе Штейнмана имелось около десяти миллионов. Их было вообще довольно мало, и в основном с темным прошлым. Да, мать их, подумал Штейнман, у всех русских темное прошлое, с тех пор как их сраный монарх продал всю их засранную шестую часть суши китайцам, а денежки поровну (это ж надо
