Разозлённый, Еза глухо процедил:
— Брось шутки! Отдай ружьё!
— Погодишь маленько, пока я тебе его отдам! И уж коли ты так любишь выстрелы, послушай вот это!
Пирго размахнулся и влепил Езе такую звонкую пощёчину, что даже на другом берегу откликнулось эхо…
XIV
Снова воцарился мир на зелёных берегах Вербной реки. Затих гул боя, как сказал бы поэт, и черноногие вовсю наслаждаются плодами победы.
День-деньской возились мальчишки на пляже, плескались в воде, ныряли до самого дна, встречались с рыбами и раками, знакомились с головастыми бычками, что затаились под камнями, находили лягушачью икру, заглядывали в подводные пещерки, из них, испуганные неожиданным визитом, прыскали в разные стороны подусты и форели.
Боца изготовил несколько удочек. С утра до вечера сидели рыболовы на берегу или на корягах, клёв был неплохой. А остальные валялись на песке, дремали, пригревшись на солнышке, а когда жара становилась невыносимой, вставали и лениво входили в воду, взвизгивая: «Ух, и холодна же водица! Бррр!»
Приходили купаться девочки. Сначала появились Лена и Мина, а за ними и все остальные: Зо?ра, Да?на и рыжая Ка?ча. Кача нарядилась в чёрный купальник, ходит важно, словно какая-нибудь мисс из Флориды. Кача страшная воображала. Соберёт около себя несколько подружек, и они пускаются в серьёзные разговоры: о кино, о пенсии, о самых симпатичных актрисах. Потом разговор незаметно переходит на причёски — с тоски сдохнешь, стоит хоть немного послушать этих девчонок. По крайней мере, таково мнение Боцы. Иногда, если день выдастся особенно тёплый, Кача приводит с собой малышку Лиду, дочку кухарки Терезы, и ни на шаг от неё не отходит. Потом начинается игра в «Красную шапочку».
Кача берёт сумку с завтраком и вместе с Лидой отправляется в лес, а Циго изображает страшного волка. Ходит Кача по лесу, поёт песенки и делает вид, что собирает ягоды. А Циго на четвереньках рыскает где-то поблизости и воет так, что волосы дыбом становятся. Тут появляется Пирго и пронзает «волка» деревянным мечом. Лида хлопает в ладоши от радости, что злого волка наказали. Когда игра закончена, Кача холодно говорит Циго:
— В другой раз играй волка лучше. Лида тебя узнала. Только увидела, сразу говорит: «А вот Циго».
— А ты чего бы хотела? Не буду же я пугать ребёнка по-настоящему, — неохотно оправдывается Циго и разглядывает свои колени, исцарапанные о лесные колючки.
— Смотри, а то попрошу Мичу играть волка.
— Да проси хоть настоящего волка! — говорит Циго и уходит, весьма довольный, что избавился от волчьей роли.
Кача с радостью попросила бы Мичу поиграть в волка, но никак не найдёт подходящего случая: с самого утра Мича сидит у небольшого трамплина. Рядом с ним Лена.
Сидят они в сторонке от остальных, болтают над водой ногами, и кажется, что для них никого больше не существует. Мича разгорячился, «повествуя о победе над ковбоями». «А мы как налетим на них… А тут Боца на Мустанге… А потом мы как закидаем их утиными яйцами… Вот разбили мы их, забрали в плен, а Пирго отнял у Езы винтовку…» Мича говорит без остановки и чувствует, как он вырастает в Лениных глазах после каждой новой истории. Она восхищается подвигами Мичиных воинов, её длинные тёмные ресницы вздрагивают от волнения.
Лена, правда, не может понять, из-за чего так беспощадно воюют мальчишки, к чему эти вечные споры из-за пляжа, берег ведь широкий, хватило бы места не на пятьдесят, а на пять тысяч мальчишек! Но она не вмешивается в мужские дела. Она верит Миче. Слушая его, Лена не сомневается, что всё так и должно быть и что Еза совершенно справедливо получил «по заслугам», как любит говорить Мича. После полудня на пляж обычно заглядывает заведующая. Поговорит с девочками, обойдёт терпеливых рыболовов, а они покажут ей пойманную рыбу, не меньше мизинца каждая. Потом заведующая лежит в холодке на одеяле и читает, а вокруг неё раздаются весёлые крики. Весь Дом, кроме поварихи Терезы и дядюшки Столе, переселился на реку. Даже Саво Злой Глаз тоже тут. Он сидит у воды, засучив штанины до колен и опустив ноги в прохладную воду. Не хватает здесь только подпольщика Срджи. Стоит ему издали увидеть заведующую, как он убегает подальше в лес и играет там с Рако в «мельницу». Победа над ковбоями не облегчила его положения. Приходится скрываться «впредь до особого распоряжения». Ночует он в хижине дяди Столе. Днём хорошо, всё время с товарищами, но вот ночью одному — ох как одиноко! Темноты он не боится — рядом с ним трофейная Езина винтовка, но не слишком приятно каждую ночь проводить в шалаше, вдалеке от Дома и сонного дыхания мальчишечьей спальни.
Ночью, когда раскидывается над хижиной звёздное небо, а синеватая летняя тьма закрывает её единственное окошко, в котором, впрочем, и стекла-то нет, мысли Срджи улетают далеко. Ему не спится. Думы не покидают его, роятся, словно пчёлы в ульях дяди Столе. Вспоминаются какие-то детские впечатления, всплывают картины детства, но так неясно, смутно, расплывчато. Вся короткая жизнь Срджи проносится перед его закрытыми глазами, одно воспоминание тянет за собой другое, и непрестанно, горько вспыхивает всё один и тот же вопрос: «Кто я? Откуда я?»
А потом в полусне возникают неясные образы: ему кажется, что он перед своим домом, он точно знает, что это его родной дом, — чисто выбеленный, крыша из каменных плит, а у порога что-то клюёт курица. Он бежит к порогу, раскидывает руки — и открывает глаза… Нет, это не родительский дом, он ошибся! Своего дома Срджа не помнит, ему привиделся дом, куда он во время экскурсии зашёл напиться воды.
Срджа приподнимается. Темнота. Одиночество.
Он с трудом дожидается утра, чтобы побежать к товарищам, на реку. Увидит знакомые лица — и забот как не бывало. Первым приходит Рако. Приносит завтрак и даёт Срдже знак спрятаться в лесу. Забредёт ещё какая-нибудь девчонка ненароком, так глаза и вылупит.
В этот день, до упада наигравшись в «мельницу», Срджа предложил:
— Пойдём на разведку! От скуки просто подохнуть можно!
— Пойдём! — охотно согласился Рако. — А куда?
— Разведаем, что делается на реке выше Ведьминого Острова, дойдём до каньона Ска?кавицы.
Черноногие отправились.
Если говорить откровенно, разведывать там было нечего. После битвы на Ведьмином Острове Езины ребята и носа на реку не показывали. Но Рако и Срджа всё же двинулись в путь.
Они пробираются кривыми тропами, а то и вовсе без тропок, как это приличествует братьям- краснокожим. Минут через десять они уже на вершине Ведьминого Острова и с интересом разглядывают недавнее поле боя. Побывали и там, где изрыгала огонь их «водородная гаубица». Потом двинулись правым берегом реки и скоро оказались перед высоким мрачным ущельем. Сжатая в мощных объятиях скал, бурлила и кипела здесь Вербница, играла нетерпеливыми волнами. В густых колючих зарослях малины и ежевики Срджа обнаружил тропинку, и по ней мальчишки поднялись к правому склону ущелья. Потные и запыхавшиеся, остановились они на вершине и перевели дух.
— Смотри! — воскликнул Рако, вытирая рукой раскрасневшееся лицо. — Дым!
То, что они увидели, было достойной наградой за их усилия — подъём по крутому склону.
Внизу, под ними, там, где русло Вербницы резко сужалось и она с разбегу устремлялась в тёмное жерло ущелья, на круглой полянке, окружённой орешником, поднимались дымки цыганского табора.
Посреди поляны стояло несколько шатров, они очень напоминали индейские вигвамы, хорошо знакомые ребятам по приключенческим романам. У шатров паслись три тощие клячи, играли ребятишки, громко перекликаясь гортанными голосами. Две женщины в пёстрых юбках сидели на корточках на берегу
