– Неужто? Но до сих пор, сколько я заметил, вы проявляли безразличие к предмету разговора, – Минин лукаво подмигнул Тишевскому.
«Умница!» – подумал Зетлинг.
– Пока еще рано делать какие бы то ни было выводы, – нарочито вальяжно продолжил Минин, – впрочем, у вас, господин полковник, пока есть время. Поразмыслите – быть может, что и всплывет, какие- нибудь детали или что-то существенное, – Минин ухмыльнулся и, поднявшись со своего места, протянул полковнику руку, – пойдемте же, я вас провожу, а то в сенях темно – можно ушибиться.
Тишевский попрощался с Зетлингом, и они вышли на улицу.
– Вам действительно стоит подумать. Глебов говорит интересные вещи, но мой компаньон, господин Зетлинг, пока не вполне им доверяет. И главное – помнить: покуда ничего не решено, и судьба всякого человека в его руках.
Полковник Тишевский уходил из флигеля, пожалуй, еще более обескураженным, чем два его предшественника. Но в голове его уже зрел план, и руки дрожали от нетерпения.
– Саша, ты умница! – Зетлинг порывисто сжал руку Минина. – Я уже был в тупике.
– Это пустяки. Сейчас главное – не упустить самого Глебова. Хотя его хата и стоит с краю, но отныне все дороги ведут к ней.
Глава пятая, в которой поручик Глебов бежит из-под молота с наковальни, но погибает от укуса змеи
Хата, которую облюбовал поручик Глебов, находилась у самых истоков Малой Атаманской улицы. Улочка эта была примечательна тем, что брала свое начало у городского рынка и ползла витиеватой лентой, запруженной благоуханием цветников и палисадников, аж до самых кожевенных мастерских. Эта часть города, и особенно Малая Атаманская, славилась своим всегдашним шумным столпотворением, сутолокою, карманными кражами и семейными скандалами. Жили здесь преуспевающие рыночные воротилы, богатые ремесленники да томные вдовы павших за Отчизну казачьих офицеров.
Ульяна Сергеевна Лешковская была именно такой вдовой. Она потеряла мужа в шестнадцатом году на Юго-Западном фронте и с тех пор поникла большими карими глазами и до поры надела траур. Как рассуждала Ульяна Сергеевна, павший в бою муж ее был единственным и незабвенным и жил в душе ее вечно. Поручик Глебов же был в роли стража души, он должен был оберегать этот оплот неги и памяти и за это получать свою долю любви. Поручик Глебов не вдавался в подробности витиеватых умозаключений осчастливленной им вдовушки, но с охотою принимал и ночные ласки, и кров своей возлюбленной.
В это утро поручик Глебов проснулся с дурным предчувствием. Что-то отчетливо трепетало у него под лопаткой, а перед взором еще мелькали обрывки забытого сна. Поручиком овладело нехорошее чувство разочарования.
«Нет, – подумал он, натягивая галифе и стоптанные сапоги, – нужно больше отдыхать. А лучше всего исчезнуть куда-нибудь на месячишко и переждать, а там видно будет».
Ульяны Сергеевны дома не было. Она еще спозаранку ушла на рынок и, как обычно в таких случаях, оставила дремлющему возлюбленному коротенькую записку на серванте. Глебов быстро пробежал по исписанной мелким старательным почерком открытке, но остановился на последнем предложении:
«Утром к тебе приходили юнкер и какой-то мужчина в штатском. Принесенные ими письма на журнальном столике. Будь осторожен, дорогой».
Тщетно пытаясь сбросить утренний туман, Глебов протер глаза, перечитал последние слова записки, и вдруг что-то кольнуло его в сердце. Он отдышался, для верности облокотившись на большой черный сервант, но подумал, что это нервы, и нарочито бодрым шагом направился в гостиную. На журнальном столике он действительно нашел два письма. Одно было в конверте белом без всяких указаний на отправителя и получателя, а второе – в бледно-голубом, и на нем значилось:
«Малая Атаманская улица. Дом Лешковской. Поручику Глебову».
Было ясно, что почтовая служба к доставке обоих конвертов не имела никакого отношения.
«Так, – Глебов задумался, – так… – и вынужден был признаться самому себе, что не может справиться с волнением. – Какой открыть первым?»
Подрагивающими руками он разорвал белый конверт и вынул записку. Небольшой, сложенный вдвое, лист писчей бумаги был испещрен размашистыми буквами. В записке было всего несколько фраз:
«Сейчас же по получении письма уйдите из дома. Проведите день в надежном месте, где вас никто не знает и никто не станет искать. В четверть одиннадцатого я буду ждать вас в трактире “Соловей- разбойник” на Северной заставе. Речь идет о вашей жизни. Доброхот».
И сейчас же Глебов вспомнил ошеломивший его сон. В нем он был прикован ко дну реки и всеми силами пытался выплыть, но берегов не было, а кругом расстилались камыш и вязкая трясина. Боясь выйти на берег, он увидел, что вода вокруг него красная. Он ощутил вкус крови и понял, что камыш обвивает его тело и режет вены. В этот-то миг он и очнулся.
«Ну и утро. Где же Ульяна?»
Глебов перечитал письмо во второй раз и задумался.
«Нужно собраться с мыслями. Если верить письму, то меня ищут и хотят убить, и я должен скрываться. Но в чем дело? Глупый вопрос, конечно, все это треклятое посольство. Все началось с него…»
И в самом деле, злоключения поручика Глебова начались со злосчастного посольства. Ведь не хотел же он ехать, но полковник Тишевский настоял, угрожая и взывая к совести. Ах, если б тогда был поручик хоть немного тверже, ведь и сейчас вел бы он свою прежнюю приятную жизнь, нес службу при штабе да безмятежно отдыхал в кругу друзей и в объятиях ненаглядной Ульяны Сергеевны. Но нет. Пришлось ехать. Путь до Петровска был утомителен, но кто мог знать тогда, что это только прелюдия несчастья? Сидение в Петровске не прошло для Глебова впустую – он проиграл все свои деньги и нашел возлюбленную, жену какого-то инженера-путейца, попавшего в плен к большевикам. Проклятая распутность! Она-то и сгубила Глебова.
Очнувшись после исполненной любовных утех ночи, Глебов осознал, что лежит в месте, вовсе не похожем на ложе жены инженера. Даже более того, он ощутил некую скованность членов и, наконец открыв глаза, понял – это конец. Он был связан и лежал на грязном холодном полу. Прямо перед своим лицом он увидел выжженный носок офицерского сапога. В душе поручика на миг вспыхнула искра надежды, но мгновенно эта робкая радость померкла. Глебов поднял голову и увидел заинтересованные лица матросов. Он понял, что пропал.
Его подняли с пола и бросили на кушетку.
– Развяжите ему руки, – приказал мужчина в офицерских сапогах. Его внешний вид удивил Глебова, в глаза поручику бросились необычайная белизна лица, холеность и манерность этого субъекта. – Ты понимаешь, что жизнь твоя сейчас не стоит гроша? И что нам, чтобы прикончить тебя, скотина, не потребуется разрешения реввоентрибунала?
Матросы злорадно рассмеялись.
Глебов утвердительно кивнул головой.
– Так вот, буду говорить прямо. У тебя, поручик, два пути. Первый – в могилу. Второй – делать то, что мы скажем. Ясно?
Глебов вновь закивал.
– Что же ты выбираешь?
