будет. Сняв засов, в скважине повернули ключ, и в камере зажегся свет.
Глава восьмая, в которой Аваддон оказывает радушный прием
В дверь постучали. Зетлинг повернулся спиной к окну, из которого долго рассматривал улицу и толпящихся у входа извозчиков и солдат, помедлил и неохотно пошел открывать. На пороге стоял долговязый слуга Аваддона со шляпой в руке, в плаще и пенсне. В таком виде посыльный представал неизменно и неизменно же заранее предупреждал Зетлинга запиской. Сегодня записки не было.
Зетлинг молча пропустил гостя в номер и закрыл дверь.
– Я без предупреждения. Прошу извинить.
– Что-то произошло?
– Сегодня утром арестовали капитана Самсонова.
Зетлинг бросил взгляд на настенные часы. Было три пополудни.
– Его обвинили в провале наступления, в саботаже и дезорганизации армии, – гость говорил сухим трескучим голосом. – Это обвинение согласовано с Реввоенсоветом.
Зетлинг предвидел провал, но сейчас…
– Хозяин просит вас не вмешиваться и ни о чем не беспокоиться. Все идет своим чередом, и он делает что может. В любом случае пока капитана не расстреляют.
– Кастырченко знает о моем существовании?
– Маловероятно. На допросе капитан молчал и дерзил, за что и был избит. Вас могли бы взять по недоразумению, но ваш мандат устраняет эту опасность. К тому же, и это слова хозяина, – гость возвысил голос, в нем зазвучало напряженное дрожание, – маховик запущенного механизма уже нельзя остановить. Восьмая армия почти окружена. Шкуро в двух переходах от Воронежа. На время нам лучше отступить в тень.
– Это все?
– Все.
– Благодарю за ценный совет.
Зетлинг опасался ареста Самсонова и находил такое развитие событий самым уязвимым местом во всей комбинации. Но убежденность Аваддона в нерасторопности местной ЧК и глупости Кастырченко успокаивали.
Минуло два месяца с первой встречи Зетлинга и Самсонова. Аваддон дал тогда Зетлингу полную свободу действий и мандат, защищающий от любых неожиданностей на советской территории. Но памятуя о своем горьком опыте в дни Корниловского выступления, Зетлинг предпочел ограничить дело узким кругом лиц. О заговоре знали Самсонов, его ординарец Петревский и командир одного из полков, лично преданный Самсонову. Прошедшие месяцы Петревский колесил между штабами белых армий, Самсонов для повышения доверия к себе добивался мелких успехов на фронте. Зетлинг же безвыездно жил в «Любляне». Он держал нити заговора в своих руках и полагал, что может себе позволить отдых после непрерывных испытаний революции, мировой и Гражданской войн. Он раздобрел и помолодел.
Петлицкая уехала в Европу. Она не могла смириться со вторжением Аваддона в свою жизнь, была утомлена, раздражительна и желала покоя. Изредка Зетлинг чувствовал раскаяние за дурное обращение с ней, но ничего изменить не мог и предпочитал оставаться равнодушным.
Так протекли два месяца. Наступил сентябрь. Усилиями Самсонова 8-я армия оказалась на грани катастрофы, корпус Шкуро незаметно подошел к Воронежу. Зетлинг готов был праздновать триумф, как вдруг с приходом слуги Аваддона все рухнуло.
Зетлинг еще с полчаса ходил по номеру с заложенными за спиной руками и пытался обдумать ситуацию. Он не виделся с капитаном Самсоновым пять дней и оттого был плохо осведомлен.
«Что-то должно было послужить поводом для ареста, – размышлял Зетлинг. – Быть может, изменения на фронте, разгром 8-й армии? Или выяснилось истинное положение отряда Шкуро?»
С твердой решимостью все разузнать Зетлинг надел фуражку и пошел к штабу 8-й армии. Не проделав и половины пути, он встретил спешащего Петревского. Юнкер тяжело дышал и имел взбудораженный вид.
– Капитана арестовали. Сейчас в ЧК. На допросе не сознался, а они его в подвал, – выпалил Петревский, но, заметив внимательные взгляды прохожих, взял Зетлинга под руку и свернул с ним в переулок.
– Вы, юнкер, слишком шумите и наводите панику. Нужно быть уравновешенней.
– Простите, Дмитрий Родионович, но новость…
– Это уже не новость. И даже больше, скажу я вам, это уже и неважно совсем.
– Почему?
– Потому что капитан знал, на что шел, и произошло то, чего и следовало ожидать. Совсем другое дело, насколько приключившаяся неприятность может повредить нашему делу.
Петревский отнял руку и удивленно и зло посмотрел на Зетлинга.
– Вы кипятитесь, юноша, – назидательно продолжил Зетлинг, – я вас не осуждаю. Но речь в нашем случае идет не о жизни капитана, а об исходе Гражданской войны. Так что вы должны определиться: или мы спасаем капитана, или же займемся судьбой Южного фронта.
– Вы правы, но неужели мы ничего не можем сделать?
– Я плохо знаю обстановку, но думаю, что самое надежное – как можно скорее сдать город белым.
– Вы правы, – вынужден был признать Петревский.
– Вот и ладно. А между прочим, я рад встретить вас. Об аресте капитана я узнал лишь час назад и шел в штаб расспросить о положении войск. Сейчас от этого зависит слишком многое. Вы в курсе дел?
– Сообщения противоречивые, но общая картина уже проясняется, – Петревский загадочно улыбнулся.
– Так что же?
– Наступление под Валуйками, как мы и рассчитывали, провалилось. Не сегодня завтра Донская и Добровольческая армии сомкнут кольцо. Здесь все как по маслу.
– Белые уже взяли Валуйки?
– Еще нет. Но на станции есть только одно боеспособное соединение – это наш полк, – так Петревский именовал тот полк, при штабе которого состоял ординарцем и командир которого участвовал в заговоре.
– В таком случае сложностей быть не должно.
– Конечно! Я же сказал, здесь все как по маслу, – Петревский был человеком порывистым, максималистом и не вполне военным. Сам не замечая, он заносился, хамил и имел обыкновение говорить и вести себя развязно. – Но есть и трудности. Прямой путь на Воронеж для белых будет пролегать через Лиски. Эту станцию никак не обойти стороной.
– Я слышал, под Лисками собраны отряды матросов?
– Именно. Они не подчинены Самсонову и штабу армии и потому не были брошены в наступление. До Лисок белым не составит труда дойти в два-три дня, но дальше… дальше начнется кровавая баня.
– И сколько, по-вашему, понадобится времени – при успешном исходе, конечно, – чтобы донцы дошли до Воронежа?
– В лучшем случае десять-двенадцать дней. Все в штабе сходятся на этом мнении.
– Плохо.
– Без загвоздок не бывает, хотя это пустяк. Имеются другие неприятности, – рябое лицо юнкера выражало бесстыдное самодовольство. Он был горд своей осведомленностью и той значимой ролью, которую играл во всем деле. – Подлинно не известно, отчего так, но решением Реввоенсовета конная армия Буденного перебрасывается с Волги в район севернее Воронежа и…
– Это невозможно!
– К несчастью, это так. Наступление на Царицын остановлено, и, очевидно, воронежское
