неинтересно.
– Да окстись, какой переворот? Ты слышала или нет, что с твоим случилось?
– С кем это, с каким еще моим? – пробормотала Олеся, чувствуя, как гуляет в мозгах ледяной сквозняк.
– Цитирую! – с торжеством в голосе завопила Марина. – На съемках нового фильма пострадал актер Евгений Дорохов. Предположительно получил контузию при взрыве гранаты, неудачно заложенной пиротехниками. Артист в тяжелом состоянии госпитализирован. Точка, конец цитаты! Эй, Олеся, ты что там молчишь?!
Олеся медленно осела на пол. Впрочем, сознания она не потеряла и даже трубку по-прежнему сжимала в руках. Только уже ничего не слышала из-за все нарастающего шума в голове. Поэтому сказала:
– Извини, Маринка, я не могу сейчас разговаривать.
И, не отыскав аппарата в сгустившейся вдруг темноте, уложила трубку рядом с собой на ковер. Через пару минут обморочные явления стали понемногу отступать, перед глазами перестали кружить черные жернова. Олеся вскочила на ноги и бесцельно заметалась по комнате. Она хваталась за разные предметы, брала в руки и затем, не находя им применения, возвращала на место. Постепенно она отыскала и отложила на стол свой паспорт и кошелек, сумку и телефон. Оставалось только переодеться. Олеся рылась в шкафу и непрестанно шептала себе под нос:
– Как можно было оказаться такой подлой предательницей?! Как быстро я списала его со счетов. Дрянь, дрянь!
А когда она уже натягивала свитер, в комнату ураганом ворвалась Марина. Остановилась на пороге комнаты, тяжело, со всхлипами дыша, и во все глаза уставилась на подругу:
– Боже, Олеська, ты живая?
– Конечно, – изумилась ее появлению Олеся.
– Как же ты меня напугала! Слышу, ты что-то бормочешь в трубку, как будто не в себе. Я все бросила, ребенка, уборку, поймала машину и примчалась сюда. А у тебя еще и дверь не заперта. Эй, подруга, а куда это ты собралась?
– В Москву, – ответила ей Олеся. И стала складывать вещи в сумочку.
– В Москву, – испуганно повторила Марина. – А зачем? Ты что, из-за моего сообщения так переполошилась? Боже, какая я дура, не надо было говорить! Хотя по всем ведь каналам передают. Просто новость номер один. Олесенька, ну что с тобой такое, а? Ты ведь не какая-нибудь безмозглая фанатка. Он просто нравится тебе как артист. Ну, что за дела у тебя могут быть в Москве?
– Я еду к Жене, – не поворачивая головы, ввела ее в курс дела Олеся.
– Этого я и боялась, – простонала Марина и прикрыла рукой глаза. – Ты сошла с ума.
Потом вдруг метнулась к подруге, обхватила ее за талию большими полными руками и стала подталкивать к дивану, приговаривая при этом сладко-приторным голосом:
– Олесенька, сядь на диванчик, давай с тобой немножко поговорим. Тебе совсем не нужно ехать в Москву. Там уже все в порядке… Уверена, в следующем выпуске новостей уже скажут, что наш артист поправляется. Или вообще окажется, что это была дутая сенсация и он всего лишь порезал щечку при бритье.
– Да пусти меня! – руками и ногами отбивалась от подруги Олеся. – Ты просто ничего не знаешь!
– Чего я не знаю?
– Ну прости, я тебе этого не рассказывала. Когда я в последний раз была в Москве, я там познакомилась с Женей Дороховым. В «Останкино», куда, если помнишь, ты сама меня и отправила. Он спутал меня с одной своей знакомой, из школьных лет… В общем, не важно, но получилось так, что мы познакомились. Мы встречались с ним здесь, в Питере, несколько раз. Сегодня он должен был прилететь, но не прилетел. И я не знала, что думать. А потом ты мне позвонила…
Марина, тяжело дыша, все-таки повалила подругу на диван и теперь стояла над ней, растрепанная, с широко разведенными руками. Смотрела потрясенными глазами. Потом спросила шепотом:
– Это что, правда, что ли?
– Да.
– Сколько же раз вы встречались?
– А какое это имеет значение?
– А тебе… все это… не пригрезилось, часом?
– Перестань, – сморщилась Олеся.
– А мне почему не рассказала? – страдальческим голосом спросила Марина.
– Да ведь мы с тобой и не виделись после Москвы…
– Но разве не нужно было в первую очередь мне позвонить? Тем более если по моей наводке вы… подружились.
– Извини. Я была не готова все это обсуждать, – вздохнула Олеся.
Марина постояла еще немного, покачалась из стороны в сторону, потом шлепнулась рядом с Олесей на диван. Пару мгновений они просидели так в молчании. Потом Марина положила руку подруге на плечо и спросила негромко, ласково:
– И что же ты теперь хочешь делать?
– Как что? – удивилась Олеся. – Я хочу быть рядом с ним, в больнице, в госпитале, куда там его повезли! Это же ясно.
Она попыталась вскочить на ноги, но Марина держала ее плечо крепко, висела на нем, как якорь, всей тяжестью своего тела.
– Не нужно, Олесенька! – взмолилась она басовитым, набухшим от слез голосом.
– Что – не нужно?
– Не нужно ехать в Москву! Поверь, там тебе никто не будет рад. Там сейчас совсем другие игры.
– О чем ты? – недоумевала, отстраняясь от подруги, Олеся.
– Ну, не до тебя ему сейчас, понимаешь? Было свободное время, весна, Питер, чудесная девушка, то есть ты. Пара встреч – это совершенно ничего не значит, даже если у вас все было по полной программе. Но что-то мне подсказывает, что ничего у вас не было, так, сплошная лирика. А сейчас там рядом с ним мамки, няньки, продюсеры, журналисты. Он тебя даже не узнает или не будет знать, что с тобой делать и куда девать.
– Я поняла, – медленно проговорила Олеся. И отодвинулась подальше от разгоряченной, дышащей жаром Марины. – Ты прямо говоришь мне о том, что у него со мной было несерьезно. И тебя совсем не смущает, что ты ни черта не знаешь о наших отношениях!
Последние слова она проорала на всю квартиру. Марина в молитвенном жесте сложила руки и протянула их к подруге:
– Ну, Олесенька, ну, миленькая! Ты же понимаешь, что так не бывает. Это совсем другая жизнь, Канны, Сочи, бриллианты за сотни тысяч в подарок! Разве он хоть на сантиметр пустил тебя в эту жизнь? Пригласил в Москву, познакомил с друзьями?
– Я знакома с одним его здешним товарищем, с Валерой.
– Ну, один товарищ еще ничего не значит. Хоть десять. Но не пустит он тебя в свою жизнь, уж ты мне поверь. И даже в Москву не пригласит, потому что там – его территория. Я читала, что он вообще очень странный, живет с мамой в огромной квартире, ни жены, ни детей, и даже романы случаются раз в пять лет по обещанию. Пишут, между прочим, что он вообще неправильной резьбы.
– Прекрати!
– Ну, Олесь, а если это действительно так? В лучшем случае он засветит тебя перед журналистами, чтобы показать, что он нормальный мужик. А потом бросит, обязательно бросит!
– Убирайся! – заорала Олеся.
Марина отпрянула, сжалась в комочек, насколько позволяли габариты ее тела, и пискнула жалобно:
– Что?
– Что слышала! Я не желаю выслушивать эти мерзости!
– Олесенька!
– Я устала от этой грязи! Я пропиталась ею насквозь! Стала такой же предательницей, как вы все!
