что еще всё обойдется. Но если вдруг я в чем-то ошибся и с вами обойдутся плохо… Нет, если даже только попытаются так обойтись, то я… Поверьте мне, Мадам, я это так просто не оставлю!
Мадам с удивлением посмотрела на сержанта, словно хотела сказать: «Зачем вы так? разве я вас о чем-то просила? ах, увольте, увольте, сержант!» Однако же сержант не успокоился.
– Клянусь честью, Мадам! – сказал он, повышая голос. – Это были не пустые слова! Это… – но тут вдруг спохватился, воскликнул: – Но хватит об этом! – а после дал лошади шпоры и быстро поехал вперед.
А Мадам смотрела ему вслед как-то очень по особенному. То есть очень трудно было сказать, о чем она тогда думала. Да и она об этом никогда после не рассказывала.
Артикул семнадцатый
ЧЕЛОВЕК В ЗЕЛЕНОЙ ШУБЕ
Итак, они продолжали ехать в том направлении, которое им указал трубач из корпуса Виктора. И оказалось, что он не ошибся – вскоре лес кончился, и сержант увидел, что Мари вынесла его на широкую дорогу, которая была сплошь покрыта множеством совершенно свежих следов. Сержант посмотрел по сторонам и увидел, что шагах в двухстах от него к небу поднимается с десяток дымов. Самих костров еще не было видно, они скрывались за холмом, но тем не менее сомнений быть не могло – это колонна! Император! Франция! Ну так и радуйся, сержант, кричи, ликуй, подумал Дюваль, чего ж ты молчишь?!
И, тем не менее, он продолжал молчать. Неторопливо развернув теперь уже ненужную карту, сержант сверился с местностью, еще раз посмотрел на дымы… и уронил карту в сугроб. Всё, теперь ему не нужно ничего, сердито подумал сержант. Вот только бы немного решимости! Сейчас, вот погоди, сейчас раскроют клетку, после тряхнут ее как следует – и вытряхнут на тесный пятачок. Вокруг стеной стоят большие незнакомые люди. Они кричат от нетерпения и спорят, бьются об заклад, и в этом невообразимом шуме хозяина уже совсем не слышно. Но ты не волнуешься, ты же уверен в себе. И знаешь, что нужно делать – ты, совсем немного оттопырив крылья, стоишь и ждешь противника. Глаза твои горят от нетерпения, а на твоих тоненьких голых ногах сверкают большие железные шпоры, которые острее бритвы! Вот о чем ему тогда вдруг вспомнилось! Сержант вздохнул и оглянулся. К нему подъехала Мадам и остановилась несколько поодаль. А солдаты, те и вообще еще только выезжали из лесу.
– Ну, скоро вы там? – раздраженно воскликнул сержант. Он был очень зол на солдат, на Мадам, на войну, на Россию – на всех и вся, кроме себя. А себя он просто ненавидел и желал лишь одного – чтобы все, что он задумал, свершилось как можно скорее. И уж свершится, куда оно денется, главное – это не смотреть на Мадам…
Подъехали солдаты, посмотрели на дымы, переглянулись. Сержант, откашлявшись, сказал:
– Ну вот и все, путешествие наше закончено. Там, за холмом, император и армия. Мы выполнили свой воинский долг… Но не будем спешить! – Сержант помолчал, давая солдатам время собраться с мыслями, а затем продолжал: – Надеюсь, никто еще не забыл, как нас встречали на переправе? Так вот, на всякий случай, мало ли, на этот раз я вначале поеду один. Посмотрю и вернусь, – и сержант привстал в стременах.
– А если? – спросил Чико.
– Тогда считайте, что Дюваль… полковник Дюваль подписал вам отставку! – и с этими словами сержант дал лошади шпоры и поскакал по дороге.
Оставшиеся некоторое время молчали, а потом Франц удивленно спросил:
– Какой полковник?
– Дюваль, он же ясно сказал, – ответил Гаспар. – Он был полковником в Тильзите.
– А откуда ты это знаешь? – настороженно спросил Чико.
– Знаю. Сам видел.
– А почему он сейчас не полковник?
Гаспар уклончиво пожал плечами. Мадам внимательно посмотрела на бывшего кучера, но ничего не сказала. Однако Гаспару и без ее слов стало страшно, и он сказал, обращаясь к Мадам:
– Но я и в самом деле ничего не знаю!
– Да, конечно! – сказала Мадам и даже улыбнулась. И продолжала: – Кто бы сомневался! Ты ведь никогда не лжешь. Потому что лгать надо уметь! А ты просто говоришь неправду. Вот как в последний раз, когда я тебя слушала, когда врал про тринадцатую дивизию. Да господин барон, я имею в виду теперь уже покойного господина Дельзона, командующего, о тебе разве когда-нибудь что-нибудь слышал? Да и как о тебе можно слышать, если ваше ведомство, как раз тем и славно, что о нем нигде ни слуху, ни духу! Так или нет?
Гаспар подавленно молчал. Мадам сказала:
– Ладно, не будем об этом. А ты теперь вот что скажи… И не пытайся мне врать, пока жив! Ты давно у Оливьера?!
Гаспар открыл рот, но пока что молчал. Он собирался с силами…
Ну а сержант тем временем взъехал на холм и увидел расположившуюся на отдых колонну Великой Армии. Счастливчики, которым удалось перейти Березину, грелись у чахлых костров.
(Если, конечно, у них нашлось по 6 франков за место у огня. – маиор Ив. Скрига.).
Да, к сожалению, надо признать, что последние крохи дисциплины и самолюбия были ими окончательно утеряны на переправах у Студзёнки. Рваные салопы, бабьи платки, обмотки поверх сапог – что это, если не толпа, рассерженно думал сержант, подъезжая к колонне и продолжая внимательно рассматривать ее. Он был почти уверен, что не только императора, но и даже хоть кого-нибудь из штабных генералов он здесь ни за что не встретит! Эти мальчики, думал сержант, себя в обиду не дадут, на жесткое себя не положат и постным себя не попотчуют. Не говоря уже о том, чтобы…
И вдруг среди костров, среди всего этого ужаса и беспорядка сержант и в самом деле увидел карету императора. Ну, если не самого императора, тут же поправился сержант, то, по крайней мере, карету, украшенную императорским вензелем. Но, в остальном, что у нее был за вид! Грязная, замызганная и какая-то еще, просто нужные слова на ум не приходили! Да и запряженные в эту карету тощие клячи смотрелись просто ужасно! Опять же грязные и изможденные, они стояли, понурив головы, и, наверное, дремали. А офицеров свиты – тех и вовсе нигде рядом видно не было! И вообще, а есть ли здесь кто-либо из ответственных чинов, раздраженно подумал сержант.
Однако приказ есть приказ, и он направил лошадь к карете. Проезжая мимо костров, сержант старался не смотреть по сторонам, не замечать всех этих злых и жадных взглядов, не слышать дерзких выкриков. А что! Он выполняет приказ, он спешит к императору, ему и дела нет до этих опустившихся людей, которые сами во всем виноваты. Да-да! Ведь стоит только однажды утром не побриться… Хотя, тут же подумал он, он же и сам третий день как не брит, поэтому…
Ну, и так далее! Однако много думать было некогда. Подъехав к карете, сержант подчеркнуто легко соскочил с седла и, ведя Мари в поводу, вдруг столкнулся с неизвестно откуда взявшимся офицером свиты.
– Вашу лошадь, сержант! – властно потребовал офицер, протягивая руку в ослепительно белой перчатке.
Сержант препоручил ему Мари и, теперь уже налегке, подступил к самой карете. Дверца, увенчанная императорским вензелем, была распахнута. Сержант сделал еще один шаг и замер в невольном почтении: в карете сидел невысокий человек в собольей шубе, покрытой зеленым бархатом и украшенной золотыми шнурами. Тяжелая меховая шапка была надвинута до самых щек. Круглых, кстати, упитанных щек! Так неужели же вот так вот запросто, растерянно подумал сержант, этот недоступный и великий человек, которого сержант в последний раз так близко видел еще по ту сторону Немана, в Ногаришках…
Но тут человек в собольей шубе пробудился ото сна, медленно поднял голову…
И эта голова несказанно удивилась при виде сержанта!
– Шарль! Боже мой! – воскликнула она.
Сержант был удивлен не меньше! Но он все же нашел в себе силы достойно ответить:
– День добрый, Оливье! Рад видеть тебя в добром здравии!
Генерал Оливье Оливьер – а это был именно он – расплылся в доброжелательной улыбке и неподдельно радостно воскликнул:
– И я, и я, мой друг! Я тоже очень рад!
Однако сержанту было вовсе не до любезностей.
