Снова идет к телефону, снова набирает номер. На этот раз, прокашлявшись, решается.
Это ты, Сонечка?.. Да, это я, твой папа. Ты уже из школы пришла… А по русскому спрашивали? А по математике? Ну почему же тройка? Не может быть, чтобы тройка. Я думаю, что Мария Степановна к тебе несправедлива… А мамочка дома? На работе? Конечно же, на работе. Я задаю совершенно глупые вопросы… Конечно, Сонечка, я еще в командировке. Да, я по междугороднему звоню… Нет, бывают такие звонки, когда кажется, что не по междугороднему, а на самом деле по междугороднему. Я же с автомата звоню!.. Нет, не надо, только, пожалуйста, не плачь, Сонечка, я тебя умоляю!.. Ну вот и молодец. Конечно же, позвоню… И мамочке позвоню… Ты, наверное, голодная? Согрей себе котлетку… До свидания. Только обязательно согрей котлетку…
Павлик осторожно кладет на место трубку. Оборачивается, вспоминает о Сашке.
Простите, это личное… Вам неприятно слышать?
Сашок. Мне что… я же по делу… А что, дочка ваша?
Павлик. Дочка. Сонечка. Нет, ничего не говорите! Я буквально ничего не понимаю. Как будто кошмарный сон.
Сашок. В каком смысле не понимаете?
Павлик. Я отказываюсь понимать, что со мной происходит! Я готов повеситься. Честное слово, я не преувеличиваю. Вчера я взял бюллетень, потому что я более не в силах глядеть в глаза моим коллегам.
Сашок. Может, к экстрасенсу обратиться? Я слышал, они помогают. Или иглоукалывание.
Павлик. Спасибо за совет. Вы очень добры… Мне никто не поможет! Потому что я подлец! Нет, не возражайте! Я подлец! Я бросил Сонечку и Оленьку, я оставил Викторию, которая буквально ангел. Она мне не сказала ни одного бранного слова. Но почему? Почему так произошло? Ответьте мне, вы умный, интеллигентный человек, ответьте!
Сашок. Ну вы тут преувеличиваете… Я же не в курсе.
Павлик. Я сам во всем виноват. Да, я виноват! Я увлекся Дарьей Павловной. Дашей. Но мое увлечение оставалось в рамках, простите, банального служебного романа. Разве я мог предположить, что это так кончится?
Сашок. Чего кончится?
Павлик. Что я уйду из дома, что я брошу девочек и Викторию, что перееду по доброй воле в этот кошмарный дом. Вы только посмотрите вокруг! Разве нормальный человек может существовать в этой атмосфере неудержимой наживы и хапужничества?
Сашок. Бывает хуже.
Павлик. Хуже не бывает! Но вы мне все-таки ответьте! Почему я это сделал? Почему я здесь живу? Почему я должен мыть руки шесть раз в день и носить егерское белье?
Сашок. Чего носить?
Павлик засучивает штанину и показывает край кальсон.
А может, вам обратно вернуться? Ваша Виктория покричит, покричит и успокоится. Жены всегда обратно принимают. Дело житейское.
Павлик. Вы не представляете себе Викторию! Она никогда не кричит. Она всегда молча терпит. Она рыдает ночами. Я представляю, как она укладывает наших девочек и потом, когда они заснут, плачет над их кроватками. (Голос Павлика дрожит, он смахивает слезу.)
Сашок. Как говорил Гегель, каждый народ имеет то правительство, которое заслуживает, слыхали?
Павлик. Это Гегель?
Сашок. Говорят, Гегель.
Павлик. Очень точно! Именно в мой адрес. (Всхлипывает.) Извините, нервы.
Сашок. Теперь у всех нервы. Нитратов много в овощах. Сейчас у одного человека был, бык быком, а тоже на нервы жалуется.
Павлик. Как паровоз по рельсам. Как будто меня несет какая-то дьявольская сила. Даю вам слово, что еще за день до трагедии я ни сном ни духом не намеревался покинуть Викторию.
Сашок. Говорите, дьявольская сила?
Павлик. Вот именно. Я не давал себе отчета. Я пришел домой. Хотел смотреть сериал по телевизору, а вместо этого черт меня понес. И я говорю Вике: сообщи детям, что я нашел свое счастье с другой женщиной. Но я же не хотел этого говорить!
Сашок. И давно это случилось? (Достает из кармана расписку и разворачивает ее.)
Павлик. Больше месяца назад… Нет, меньше месяца! Это было шестого. Шестого в двадцать часов двадцать минут. Часы висели над головой. Двадцать часов и двадцать минут. Я запомню это на всю жизнь!
Сашок. Шестого мая?
Павлик. Угу.
Сашок. Пятого она подписала. Подписала и на следующий день получила. Вот дела!
