В кармане была только табакерка отчима.
И тут же мысли, несшиеся в голове, подобно падающему с неба аэроплану, буквально закричали: «Можно убежать! Можно убежать!»
До этого мгновения Андрей воспринимал табакерку и ее свойства условно, куда менее реально, чем Лидочка.
А сейчас – сейчас ему нужно было три дня. Три дня, чтобы все улеглось, чтобы Ахмет нашел убийц, чтобы избежать неминуемого позора тюрьмы и допросов. «Тетя Маня не переживет», – пролетела в мозгу нелепая фраза.
Пальцы сами шарили по ребру портсигара. Вот она, кнопка…
Раз! Андрей нажал на кнопку портсигара. Два! Он нажал еще раз. Три! Портсигар чуть щелкнул. Андрей знал – с другого торца выскочила реечка с тонкими делениями.
Из-за поворота донесся топот сапог. Андрей кинул взгляд в другую сторону. Ночной преследователь стоял на месте.
– Беги! – крикнул он.
Андрей нажал на шарик в конце реечки, и тот послушно утопился в металле.
Касаясь очередной рисочки, шарик чуть слышно вздрагивал, и странно было, что сквозь шум и крики, сквозь стук собственного сердца Андрей слышит эти щелчки и старается считать их. Сколько их было? Два? Четыре?
Из-за угла выскочил полицейский.
Преследователь что-то тащил из кармана.
Андрей нажал на шарик.
Он знал, что все сделал правильно.
Собственная рука и табакерка, зажатая в ней, исчезли.
Все исчезло.
Наступила ночь.
Кончился мир, и было лишь стремительное падение в бескрайнюю черную бездну…
Глава 5
Октябрь 1914 г
Андрей ударился. Больно ударился. Кто-то спросил:
– Молодому человеку плохо? – Это был мужской голос.
– Ты готов обниматься с каждым пьяницей! – ответил женский на повышенных тонах.
Андрей постарался открыть глаза и ответить. Удалось это не сразу. Наконец он сказал:
– Спасибо, все хорошо. – Он увидел лишь спины прохожих – солидной пары: он в сюртуке, она в длинном приталенном пальто.
Андрей сидел на мостовой, привалившись спиной к каменной изгороди. Рука затекла.
Он хотел помахать ею, но шестое чувство сказало: нельзя, в пальцах зажата табакерка.
Андрей, не глядя, спрятал табакерку в карман. Поднялся.
Стояли тусклые сумерки. Небо было серым, мелкий дождик моросил как из сита, но тужурка Андрея была еще почти сухая – ведь он попал под дождь всего минуту назад. А вот мостовой и деревьям было куда хуже. По лужам, по повисшим редким листьям, по большим каплям, падавшим с голых ветвей, по сырости в воздухе было ясно, что дождь идет давным-давно.
Только что была середина солнечного дня и небо было хоть и осенним, блеклым, но чистым – значит, провал во времени произошел. Все чудесное, чему отказывались верить сознание и чувства, сбылось и, главное, избавило от неминуемого пленения и позора.
Куда теперь идти?
С этой мыслью пришла необходимость действовать.
Андрей поглядел вперед и вверх.
Дом Берестова был пуст. Неосвещен. Полицейского у ворот нет. Калитка закрыта.
Но Андрей не посмел приблизиться в дому. Дом как будто подглядывал за человеком, ждал его, чтобы затащить внутрь. Там, за дверью, стоят, пригнувшись, полицейские и следователи… И все ждут момента, когда Андрей дотронется до двери…
Конечно, это разыгралось воображение – Андрей даже не знал, сколько дней он отсутствовал. Могли пройти часы, а мог и месяц. Андрей вытащил часы. Они лгали. Они показывали без двадцати два. Для них перерыва во времени не случилось.
Если его ищут, если история с убийствами еще не завершилась, к Иваницким идти нельзя. Город-то невелик, а у Вревского есть свои шпики.
Значит, первым делом надо попасть туда, где люди. Причем люди, его не знающие. Лучше всего потеряться среди других. Скоро будет темно, погода плохая… любой ресторанчик или кафе на набережной удобны для его целей.
Когда Андрей спускался вниз, ему встретился лишь высокий молодой священник, но Андрей не посмел спросить его, какое нынче число. Подобный вопрос привлечет внимание – лишь сумасшедший или шпион
