Она отворила входную дверь, и тут Евдокия Матвеевна не выдержала и окликнула из спальни:
– Это еще что такое? Андрюша уходит?
Андрей успел увидеть, как ее встрепанная голова высунулась из спальни.
Чем более Андрей отдалялся от дома Иваницких, тем яснее он понимал, насколько права была Лидочка, гнавшая его обратно.
Восемь часов. Уже рассвело. Бегут в гимназию первоклашки – веселые, вот остановились возле воронки на набережной – как интересно! Издали видно, как они машут руками. Потом спешат к морю, всматриваются в даль, ждут, а может, еще один крейсер придет, может, еще раз стрельнет?
Что с ними будет через год, через три года? Неужели страшные прорицания отчима сбудутся?
«Отчим… как не хочется думать о том, что он лежит в кабинете на ковре, будто брошенная, никому не нужная вещь. Надо идти в госпиталь и сказать обо всем Глаше. Для Глаши отчим – это вся жизнь. Что она будет делать теперь? Доживать в пустом доме? А может, мне как честному человеку надо жениться на Глаше? Лидочка поймет меня, и мы проживем втроем всю жизнь и будем несчастны… и что за чепуха лезет в голову!»
Андрей быстро шел по улице. Солнце взошло, тени еще были длинными, лиловыми; желтые и оранжевые листья, устилавшие мостовую и свисавшие с подпорных стенок, шум просыпающихся домов и дворов создавали ощущение сказочного города, где все люди должны быть добрыми и деловитыми, как гномы…
Последний поворот. В животе заныло и стало жарко. Надо будет влезть снова по откосу – но как поднимешься на подпорную стенку? Придется возвратиться мимо полицейского, Может, он еще спит? А то надо перелезть через забор – забор невысок, меньше сажени, но сложен из гладких, подогнанных друг к дружке плит.
Пока Андрей рассуждал, как проникнуть в дом, полицейский его увидел. Разминаясь, он как раз шел вдоль ограды навстречу Андрею и был удивлен не меньше, чем тот, нечаянной встрече.
– Это… – сказал он. – Вы чего? Я думал, вы спите.
– Не спалось, – сказал Андрей как можно естественней. – Встал и пошел погулять. Утро такое хорошее…
Урядник тоже опомнился.
– А как мимо меня прошел?
– Я через забор, – сказал Андрей, разводя руками. – Чего вас беспокоить. У вас служба, вы устали, задремали.
– Не дремал я, – твердо ответил урядник. – Муха пролетит – услышу.
– А я издали решил, что задремали, – настаивал Андрей. – Ну, думаю, чего беспокоить… Вон там перепрыгнул.
– Дело молодое, – согласился полицейский. – Гулял, говоришь?
– Я на набережную спустился, кофе попил, – сказал Андрей. – Готовить-то мне некогда. А вы, если хотите, поставьте себе самовар.
Тут он понял, что они стоят посреди улицы. И Андрей, обогнув полицейского, пошел наверх. Тот вздохнул и затопал сзади.
– Чаю можно, – сказал он. – Я еще яблочек сорву, если не возражаете. Ведь ясное дело – пропадут. Кто их собирать будет?
Они подошли к калитке. Дом был освещен утренним солнцем, входная дверь приоткрыта. Сейчас выйдет Глаша… воскликнет: «Андрю-у-уша приехал!», а потом на пороге появится Сергей Серафимович с длинной трубкой в зубах…
– Слухай, – сказал полицейский. – А с курями что делать?
– С какими курями?
– А в сарае куры. Их кормить надоть. И яйца несут, понимаешь?
– Возьмите их себе, – сказал Андрей.
– Нет, – сказал полицейский, хотя предложение его заинтересовало. – Может, хозяйка вернется.
– Давайте так сделаем, – сказал Андрей, – вы яйца себе возьмите. А кур кормите.
– Добре. Я жинке кажу. Она пока за яичками приходить будет, заодно и корму курям задаст.
– Спасибо, – сказал Андрей, – большое спасибо.
Он пошел к дому. По дороге сорвал длинное яблоко. Оно было налито янтарным соком.
Ступить в дверь, за которой таилась неведомая полицейскому смерть, было трудно. Андрей понял, что не может даже откусить от яблока, настолько все в нем окаменело. Урядник стоял за спиной и тяжело дышал, словно переваривал какой-то трудный вопрос. Не дожидаясь вопроса, Андрей вошел в тишину, погрузился в запах бедствия.
Он прошел к себе в комнату. Кровать была смята, простыни не было, зато на пододеяльнике Андрей сразу увидел следы крови – видно, в темноте задел да не заметил. Он стащил с кровати пододеяльник, спрятал его в шкаф, затем аккуратно застелил кровать одеялом.
Возясь с кроватью, Андрей все время прислушивался к шорохам дома – он понимал, что надо подняться наверх и посмотреть на отчима, как он там, один… как будто тот спит и требует внимания.
Андрей за те минуты ни разу не вспомнил ни о портсигаре, ни о письме. То осталось у Лидочки – здесь были другие тревоги.
