– Правда и порядок! – завопил Дантес.
Из-за двери донеслись отдаленные разрозненные голоса.
– Правда и порядок! Поря... о...
– Будучи человеком необыкновенной силы воли, – продолжал толстяк, – я решил заставить себя питаться. И знаете почему?
– Нет, – сказал Егор, потому что сообразил, что от него ждали этого ответа.
– Разумеется, нет, – согласился толстяк. – Вы здесь новички. Я же, будучи человеком великого ума и значительной силы воли...
Дверь чуть приоткрылась – в щель смотрели десятки глаз.
– Я понял, что бороться с разрушением и тленом можно, лишь заставляя свой организм трудиться, не поддаваться тлену. И я стал заставлять себя есть не меньше, чем в предыдущей жизни, заставлять себя спать, любить женщин, фехтовать, бороться, поднимать тяжести, черт побери! Вокруг меня бродят жалкие привидения. Я же, господин всего этого мира, здоров, молод и упитан.
На этот раз никто не ждал от Егора восклицаний, и восклицания восторга донеслись от полуоткрытой двери.
– Как меня зовут? – спросил вдруг толстяк.
– Гаргантюа, – быстро ответила Люська. – Я читала. Я знаю.
Толстяк рассмеялся. Он просто заливался, телеса его вздрагивали, колыхались, язык трепетал в распахнутом рту. Его придворные вторили толстяку, и веселье постепенно охватило весь вокзал, хохот его обитателей раскатился по обширному вокзальному пространству.
Толстяк оборвал смех и вытащил из-за спины сверкающую корону, похожую на разрубленное сверху яблоко. Из разруба поднимался усыпанный алмазами крест. Толстяк водрузил корону на голову и строго спросил Егора:
– А теперь узнаешь?
– Нет, – признался Егор. – Не знаю. Я сначала думал, что вы скажете – Геринг.
И Егор виновато улыбнулся.
– Ты в России, – сказал толстяк. – Здесь Герингов нет. И Наполеонов тоже не держим. Здесь все наше, родное. Дантес, скажи, кто я такой!
– Вы – его императорское величество господин император Павел Петрович.
– Вот именно, – сказал толстяк. – Я должен был выбирать – красоту или здоровье. И я выбрал здоровье и молодость.
– Но почему такой толстый? – спросила Люська.
– А потому, что в этой среде, – добродушно ответил император, – пища организмом не усваивается. Некоторые умудряются прожить по двести лет без крошки хлеба. И не умирают. Зато изнашиваются со сказочной быстротой. Вот ты, девочка, скажи мне, насколько ты голодна?
– Я вовсе не голодна, – ответила Люська.
– Вот видишь. Значит, скоро рассыплешься. А у меня впереди столетия!
– Но вас же убили, – сказал Егор. – Вас задушили подушкой заговорщики во главе с вашим сыном Александром. Я знаю, я читал.
– О заговорщиках я читал, тоже грамотный. Но участие родного моего сына Александра в этом категорически отрицаю. Историческая правда заключается в том, что в моей постели спал мой двойник. Я давно уже подозревал заговор среди моих подданных. И принял меры. Мой двойник погиб и был погребен. Однако я не посмел открыть правду... Мне так хотелось жить! Я прожил до Нового года, скрываясь от всех, даже от близких людей. Меня скрывала в своем загородном имении моя жена Мария Федоровна... К концу года я понял, что попал в безвыходное положение. Что я никому не нужен, что я всем мешаю...
Неожиданно толстяк вытер побежавшую по щеке слезу.
– И вот я здесь... Одинок. Императрица на той неделе покончила с собой!..
За дверью послышались стенания.
– Придворные – всегда придворные, – произнес император совсем другим, трезвым, спокойным голосом. – Лакеи – всегда лакеи. И хоть они ни в чем от меня не зависят, – последние слова император сказал шепотом, – все равно они готовы вылизывать следы моих ног.
Император пошевелил пальцами голой ноги и уставился на них, словно увидел впервые.
– Но мы, надеюсь, еще поговорим с тобой, – сказал император. – Ты мне кажешься неглупым ребенком. Об одном прошу – ешь, и много ешь. Это относится и к девочке. Как тебя зовут, барышня?
– Люська.
– Людмила. Красивое имя. Ты обещаешь превратиться в настоящую красавицу. Я разбираюсь в женщинах. Только для этого ты должна хорошо и много питаться. Готовьте выход к обеду, – закончил император.
Старик зазвонил в колокольчик. Два могучих велосипедиста в сверкающих шлемах вышли из маленькой двери сбоку и подхватили поднявшегося императора с обоих боков. Император положил пухлые ручищи на плечи молодцов, и они поволокли его к двери наружу.
Дверь распахнулась – от нее в обе стороны брызнули подслушивающие придворные.
Егор подумал, что постепенно теряет связь со здравым смыслом. Даже обычные здесь сочетания
