Иосифовна Костяникина. Друзья зовут Нинеля. Русская, член партии с 1939 года.
– Какой такой партии? – спросил чиновник. – Партий у нас много, одна другой хуже.
– Браво! – воскликнул человек со шрамом. – Очень точное наблюдение.
– Партия у нас одна! – вдруг рассердилась Нинеля. – Так было, и так будет всегда. С другими мы, слава богу, разделались.
– Вот они говорят, – пожаловался чиновник Коре, – даже объясняют, а для меня все это – невозможное крушение основ.
– Прошли твои времена, управа, – огрызнулась Нинеля.
– Простите, – снова заговорил мужчина в очках. – В каком году вы перешли с Земли в этот мир?
Почему-то этот простой вопрос Нинелю возмутил. Она даже топнула толстой крепкой икрястой ногой и сжала руку в кулак.
– Как так перешла? – спросила она. – Что вы подразумевали, а?
– Ничего. Кроме календарной даты.
– А вот этого я тебе не скажу! Я своему долгу не изменяла. Если бы не обстоятельства, я бы с такими, как вы, иначе разговаривала.
– Скажи, скажи, – вдруг вмешался в беседу чиновник. – Твой долг оставь при себе. Я понимаю, что Эдуард Оскарович хочет точно разобраться, ты ему не мешай.
– Ну ладно, ладно, – вперив в пространство желтые пуговицы глаз, буркнула Нинеля. Почему-то она не хотела признаваться, когда и при каких обстоятельствах покинула Землю. – Меня сбросили на парашюте в помощь партизанам. Но меня выдали. Немцы скинули меня с обрыва. Летом сорок третьего года. Вот я и здесь.
– Какие такие немцы? – спросил чиновник.
– Надо историю учить!
– Как же он будет учить, – сказала Кора, – если он, может быть, жил раньше.
– Они меня пытали, – сказала Нинеля, – но числа я не помню.
– Мне большего не нужно, – сказал Эдуард Оскарович. – Тысяча девятьсот сорок третий год. Разброс значительный.
– Все? – спросила строго Нинеля. Коре казалось, что она видела ее прическу и тонко нарисованные дугами брови в каком-то историческом фильме.
– Все, – согласился чиновник. – Все ведет к умопомешательству. Неужели России это суждено?
– Ваша очередь, – сказала Нинеля, – давайте поговорим про вас, гражданин Журба.
– Это слово мне, Нинеля, не нравится. Так вам и скажу.
– А какое же нравится? – спросила Нинеля.
– Можно – ваше превосходительство, ибо имею чин статского советника.
– Мамонт! – сказала Нинеля, обращаясь к Коре за поддержкой. – Он до революции жил.
– А разве вы об этом раньше не разговаривали? – удивилась Кора. – Вы же вместе живете здесь две недели.
Вместо Нинели, которая затруднилась с ответом, заговорил мужчина в толстых очках:
– Во-первых, мы сюда прибыли в разное время, в различных обстоятельствах. Я должен сказать, что некоторые находились в ненормальном состоянии – слишком сильной оказалась травма.
– Старик прав, – сказал человек со шрамом. – Я был убежден, что нахожусь на том свете. Честное слово.
– А что сказать? Конечно же, я думал, что в ад угодил. Или в рай, считай как знаешь, – сказал чиновник. – Тем более что всю неделю сидел в отдельной комнате или камере – понимай как знаешь. Никого не видел, кроме этих мясников.
Кора поняла, что он имеет в виду медсестер.
– Мы только в самые последние дни соединились, – пояснил инженер Той.
– Почему? – спросила Кора, не ожидая, что ей ответят. Но мужчина в толстых очках сказал:
– Они сами не знали, что делать. Они же не верили Гарбую. До конца не верили, что есть контакт с Землей. А теперь они оказались в положении мальчика, который вгрызся в слишком большой пирог. Отступать некуда, а наступать невозможно. И пока они не выяснят отношения между собой, наша судьба тоже не решится.
Тогда, охваченная сомнениями, Кора спросила:
– А все здесь знают, куда попали?
– Я постарался всем объяснить. Но не уверен, что все меня понимают.
Нинеля толкнула Кору в бок.
– Так мы до ужина проваландаемся. Давай, майор.
– Как?
– Ладно, пошутила. Но своих всегда угадываю.
