– И он прав…
– Если ты, Ко, думаешь, что я отношусь к его врагам, ты глубоко ошибаешься. Я преклоняюсь перед его способностями. И клянусь тебе, что я была бы и дальше его верной помощницей, если бы не прилетел проклятый князь и не напомнил мне о позорной странице моей биографии. Он привез пленки… пленки, где я, обнаженная, измазанная вишневым вареньем, танцую перед пьяными придворными и матросами… А потом он, он делает со мной… нет, тебе рано знать, что он делает с наивными девушками.
– Рано, значит, рано, – философски согласилась Ко, которая была убеждена, что образована по этой части – правда, лишь теоретически – куда более, чем директриса. Именно некоторая, как ни странно, наивность директрисы и привела ее к падению. Но не станешь же рассказывать пожилой женщине, в чем заключается женская мудрость и женская наивность.
– В жизни каждой женщины, – директриса принялась за мороженое, и умиротворение расплылось по ее широкому розовому лицу, – наступает момент, когда она становится опасной не только для окружающих, но и для самой себя. Этот момент связан с паникой. Именно с паникой, дитя мое. В один прекрасный момент ты подходишь к зеркалу и понимаешь, что у твоих глаз появились морщинки, или видишь первый седой волос. И тогда на тебя как лавина обрушивается понимание того, что вся твоя жизнь устроена неправильно, что работа лишь убивает тебя, что твой муж или мужчина недостоин тебя, что жизнь катится слишком быстро и если не успеть схватиться за поручень последнего вагона, то поезд уйдет навсегда. И тогда ты готова выбежать на улицу и кинуться в объятия первого встречного подонка, который хорош лишь тем, что не похож на правильных людей, которые тебя окружают. Ну скажи мне, Ко, что могло заставить меня, отличницу, лучшую студентку консерватории, которая боготворила арфу, разломать за ночь чудесный и дорогой инструмент, бежать из общежития, и очнуться лишь в сомнительной гостинице в объятиях пахнущего ликером и карамелью беловолосого красавчика, и нестись несколько месяцев по притонам Земли и других планет, забыв обо всем – о родителях, о долге перед людьми, о боге, – теперь я с ужасом и каким- то тайным восторгом вспоминаю эти вальпургиевы ночи – но это все было не со мной! О нет, это другая девушка неслась на лаутта по бурной реке. И я полагаю, что такой взрыв опасней всего для натур послушных, мирных, сдержанных…
– Для отличниц, – досказала Ко.
– И для таких, как ты, потому что ты всегда находила лахто в чужих ошибках.
Директриса задумалась.
С неба медленно спустилась муха в белом халате и уселась на перила лоджии, в отдалении от директрисы, чтобы не испугать ее своим появлением.
– Добрый вечер! – приветствовала ее Ко.
– Ах! – воскликнула директриса, но Ко была готова к такой реакции и сразу спросила муху:
– Вы хотите кофе или чаю?
– Ничего, я уже пила чай, спасибо, – ответила темнокожая муха.
– Вы незнакомы, – сказала Ко. – Ванесса – наш доктор. Она очень хорошая. А это госпожа Аалтонен, директриса моего приюта.
– Я все знаю о директрисе твоего приюта, – ответила муха, и K° почувствовала осуждение в ее слабеньком жужжащем голосе.
– Вот и хорошо, – сказала Ко. – А что нового слышно о нашем друге комиссаре?
– Комиссар занят срочными делами в Галактическом центре и не может прилететь.
– Пускай он пришлет сюда свою голограмму, – предложила Ко.
– К сожалению, на таком расстоянии голограмма получается нестабильная. Комиссар освободится завтра с утра и сразу же поспешит сюда. Так что вам надо продержаться до утра. Сможете ли?
– Мы постараемся, – сказала Ко и посмотрела на директрису.
– Боюсь, что от меня мало пользы, – сказала та.
– Но вред от вас бывает, – безжалостно прожужжала муха.
Директриса насупилась. Она согласна была сама казнить себя. И даже позволила бы это сделать комиссару. Но не темнокожей мухе.
– Я буду находиться как можно ближе к тебе, Вероника, – сказала муха.
– Не Вероника, – поправила ее директриса. – Неужели вы до сих пор не поняли, что девочку зовут Ко?
– Я этого не поняла, – ответила муха. – Потому что не знаю, установлены ли здесь подслушивающие устройства.
И она, взлетев, растворилась в теплом синем воздухе.
– Ну, вряд ли, – смущенно сказала директриса.
Она понимала, что совершила ошибку, но настолько уже устала совершать ошибки, что последнюю не захотела признавать.
– Что-то становится холоднее, – произнесла она, хотя вечерний воздух был подобен парному молоку. – Давайте пройдем в номер…
Ко подчинилась.
Телефон зазвонил именно в тот момент, когда они очутились в комнате.
Директриса громко ахнула и прошептала:
– Не бери трубку! – будто от аппарата исходила страшная угроза.
Но Ко была уже у телефона. Она включила его. На экранчике появилось лицо профессора дю Куврие.
