Грядой далеких гор, молочно-синеватых,На грани мертвых вод лежали облака.Я с острова глядел на море и на тучи,Остановясь в пути, — и горный путь, виясьВ обрыве сизых скал, белел по дикой круче,Где шли и шли они, под ношею клонясь.И звук их бубенцов, размеренный, печальный,Мне говорил о том, что я в стране чужой,И душу той страны, глухой, патриархальной,Далёкой для меня, я постигал душой.Вот так же шли они при цезарях, при Реме,И так же день темнел, и вдоль скалистых кручЛепился городок, сырой, забытый всеми,И человек скорбел под сводом хмурых туч.10 февраля 1916
МИНЬОНА
В горах, от снега побелевших,Туманно к вечеру синевших,Тащилась на спине ослаВязанка сучьев почерневших,А я, в лохмотьях, следом шла.Вдруг сзади крик — и вижу: сзадиНесется с гулом, полный клади,На дышле с фонарем, дормез;Едва метнулась я к ограде,Как он, мелькнув, уже исчез.В седых мехах, высок и строен,Прекрасен, царственно спокоенБыл путешественник… Меня ль,Босой и нищей, он достоинИ как ему меня не жаль!Вот сплю в лачуге закопченной,А он сравнит меня с мадонной,С лучом небесного огня,Он назовет меня МиньонойИ влюбит целый мир в меня.12 февраля 1916
В ГОРАХ
Поэзия темна, в словах невыразима:Как взволновал меня вот этот дикий скат.Пустой кремнистый дол, загон овечьих стад,Пастушеский костер и горький запах дыма!Тревогой странною и радостью томимо,Мне сердце говорит: «Вернись, вернись назад!»—Дым на меня пахнул, как сладкий аромат,И с завистью, с тоской я проезжаю мимо.Поэзия не в том, совсем не в том, что светПоэзией зовет. Она в моем наследстве.Чем я богаче им, тем больше — я поэт.Я говорю себе, почуяв темный следТого, что пращур мой воспринял в древнем детстве:— Нет в мире разных душ и времени в нем нет!12 февраля 1916
СТОЙ, СОЛНЦЕ!
Летят, блестят мелькающие спицы,Тоскую и дрожу,А все вперед с летящей колесницы,