Я с распущенной косоюЗагляделася в окно…Я бледна, как полотно, Как поляна под росою.Подоконник не велик, Все же можно здесь прижаться…С неба смотрит лунный лик —И у ног на половик Клетки белые ложатся.Да и я — как в серебре, Испещренная крестами…Долги ночи в сентябре!Но усну лишь на заре, Истомленная мечтами.
Меркнет свет в небесах.Скачет князь мелколесьем, по топям, где сохнет осока.Реют сумерки в черных еловых лесах,А по елкам мелькает, сверкает — сорока.Станет князь, поглядит: Нет сороки!Но сердце недоброе чует.Снова скачет — и снова сорока летит,Перелесьем кочует.Болен сын… Верно, хуже ему…Погубили дитя перехожие старцы-калики!Ночь подходит… И что-то теперь в терему?Скачет князь — и все слышит он женские крики.А в лесу все темней,А уж конь устает… Поспешай, — недалеко!Вот и терем… Но что это? Сколько огней! Нагадала сорока.
За сизыми дюнами — северный тусклый туман. За сизыми дюнами — серая даль океана.На зыби холодной, у берега — черный баклан, На зыби маячит высокая шейка баклана.За сизыми дюнами — север. Вдали иногда Проходят, как тени, норвежские старые шхуныИ снова все пусто. Холодное небо, вода, Туман синеватый и дюны.
От зноя травы сухи и мертвы.Степь — без границ, но даль синеет слабо.Вот остов лошадиной головы.Вот снова — Каменная Баба.Как сонны эти плоские черты!Как первобытно-грубо это тело!Но я стою, боюсь тебя…А ты Мне улыбаешься несмело.О дикое исчадье древней тьмы!Не ты ль когда-то было громовержцем? —Не бог, не бог нас создал. Это мыБогов творили рабским сердцем.
