как в грозной пасти зверя, имя которому — война, и приход которого невольно чувствовался инстинктивно каждому бойцу.
План «Барбаросса»
Наступил рассвет 22 июня 1941 года. По линии западных границ от Баренцова до Черного моря загремели залпы немецкой артиллерии. Здесь наступала сильная группа фельдмаршала Бока, нацеливая главный удар на Минск, после Смоленск, Москву, а группа фельдмаршала Лееба имела задачу забрать Прибалтику и выйти к Ленинграду.
В это утро творился сплошной ад — раздавался страшный грохот, рвались снаряды, над головой выли самолеты, звенели выбитые стекла. Война вступила в свои права. Самолеты летали так низко, что воем своим заглушали артиллерийские разрывы. Обстрел нашей местности, на которой стоял дом священника и нашего временного убежища, вскоре прекратился и немцы перенесли огонь на центр города, а за рекой показались первые немецкие танки, обстреливавшие из орудий и пулеметов наши огневые точки. Последние держались с час, пока не влетели на воздух от вражеского огня, похоронив под своими обломками защитников. Мост, перед отходом наших войск, был взорван пограничниками и обломки свай, а также крутой подъем берега реки, не давали немецким танкам проходу. Эта преграда спасла на первое время защитников от плена. Я с большим риском взобрался на церковь и, как ни странно, за исключением выбитых стеком, никаких попаданий в нее не было и находившимся там предложено было опускаться в подвал, куда бойцы и спустились.
Перед командиром батареи стоял разведчик и докладывал, что немцы наводят понтоны, дорога забита разбитыми машинами, убитыми лошадьми и ехать можно только по улицам городка, минуя главную дорогу. После этой информации командир батареи приказал собираться. В это время заработал телефон. Связисты добрались до огневой позиции. Им комбат приказал взорвать все, что они не могут забрать с собой и двигаться на Скаудвилли, пообещав догнать их в дороге. На горячую просьбу священника, комбат разрешил ему и его сестрам ехать с нами до околицы города…
Город был основательно разбомблен: торчали трубы догоравших домов, дополнявших треском пожара шум самолетов, слышались далекие артиллерийские разрывы и, нигде, ни одной души кроме нас. Осторожно минуя воронки от разорвавшихся снарядов, мы выехали за город. Священник пошел с сестрами по проселочной дороге. Подъезжая к лесу мы стали встречать бойцов, пехоту, пограничников, приписной состав с лопатами, кирками, прямо с работы, все по виду были спросонья без обуви и гимнастерок; вся эта масса брела по обочинам дороги, опустив головы. На их измученных лицах лежала печать полнейшей покорности судьбе. Мы проехали еще с километр, и тут, возле деревянного моста, нас задержал пехотный майор из штаба дивизии, он направлял отступавших в места сбора. Тут же сапёры минировали мост. Майор проинформировал нас о противнике и сообщили, что наша батарея должна держать под обстрелом дорогу около Скаудвилля, дабы задержать наступающие немецкие танки, пока не подойдет танковая дивизия Черняховского (в конце войны он был в звании генерал-полковника и командовал фронтом), у Скаудвилля мы догнали батарею, стоявшую по обочинам дороги и поджидавшую нас. По дороге двигались грузовики, легкие орудия, которые тянули лошади, танкетки, двуколки — издали казалось все это сплошной лентой.
В это время из-за леса вынеслись три немецких самолета-разведчика, промелькнули над нами и начали набирать высоту, одновременно разворачиваясь вдоль дороги. Началась паника. Успевшие убежать в лес — спаслись. Самолеты один за другим, с небольшими интервалами, со страшным ревом неслись вниз, пуская пулеметные очереди. Мы бросились с дороги, но камни и стрельба прижали нас к земле. После третьего налета самолеты набрали высоту и улетели к границе. Поднявшись с земли мы пошли к нашим машинам и орудиям. Все было цело. Только кругом слышались стоны раненых, лошадиное ржание, треск горевших машин и барабанной дробью взрывались пулеметные ленты… Показавшийся из-за леса луч солнца осветил страшную картину. Собравшись вместе мы направились по проселочной дороге. Километров через пять остановились и комбат выслал разведку; через полчаса она вернулась и сообщила, что путь свободен. Поехали дальше. Перевалили высоту и только спустились с холма, как попали под артиллерийский обстрел. Все выбежали из машин и побежали к лесу. Первый снаряд просвистел над головой и разорвался сзади. Я бросился на землю, чувствуя что задыхаюсь от бега, сердце так колотилось, словно ударялось о что-то твердое. Орудия ударили несколько раз порознь, а потом залпом, перенеся огонь вправо, влево. Взметнулась земля, все заволоклось дымом, пеплом. Слышался шум скошенных сосен, напоминавший треск деревьев на большом костре… Я как бы сросся с землею. Пушки били минут 15, потом сразу все стихло. Поднявши голову я увидел, как комбат показывал рукой в сторону машины. Когда все собрались, мы двинулись дальше. Дорога становилась все хуже и хуже, машина прыгала, наклонялась, казалось вот-вот перевернется. Километров через пять остановились и лейтенант Быков рассказал подробности первого часа войны.
Вскоре после начала немецкой артподготовки из штаба передали об открытии огня по линии границы. А для борьбы с нашим огнем немцы выделили крупнокалиберную артиллерию, штурмовую авиацию и держали под обстрелом дорогу Тауроген-Шаулей. В воздухе висели баллоны, с которых они корректировали огонь своих батарей, и связь со штабом полка сразу же прекратилась, а остальное мы знали. Собрав остатки сухого рациона и разделив между собой, немного позакусили. Я прилег около машины и закинув руки за голову смотрел в синее бездонное небо, на котором одна за другой зажигались звездочки, и мысли уносились далеко-далеко, в родной город Шую. Папа вернулся со службы, все сидят около радио — ведь началась война, мама плачет… Им не известно, что я нахожусь на самой границе, последнее письмо я послал из летнего лагеря… Становилось темно, деревья стояли словно насторожившись; казалось, что вся природа прислушивается к далекой артиллерийской канонаде. Отдохнув, мы двинулись в юго-восточном направлении. Дорога была чрезвычайно трудная, приходилось валить деревья и делать настилы, ибо машина застревала на неровной, в выбоинах и ухабах, дороге. В полночь остановились. Канонада усилилась, пролетали самолеты, в небе висели ракеты, начинался бой на подступах к Каунасу. Оставив орудия для занятия О. П. (огневой позиции) взвод управления пошел вперед. Не доходя до дороги Мемель— Каунас остановились на опушке леса, выслав разведку. Вскоре она вернулась, найдя место для Н. П. Связисты
