На плоских белых тарелках им принесли осетрину, тарталетки с морепродуктами, тонко нарезанные сыры, овощи, бифштекс. Эдит наколола венчик брокколи на вилку, слегка приоткрыв губы, опустила в рот.
— Эти несколько дней я никогда не забуду, — сказала она, кладя опустевшую вилку на тарелку.
— Память — странная штука, — отрезая кусок сочащегося соком мяса, сказал он. — Не знаешь, что сохранит, а что сотрется.
Наступила пауза, показавшаяся им естественной. Они ели молча, глядя в свои тарелки, как послушные маленькие дети или старики, для которых еда — некое таинство.
Наконец Артур положил на опустевшую тарелку нож и вилку, разлил по фужерам шампанское.
— Мне с тобой было хорошо, — сказал он, глядя на жемчужную нить пузырьков, поднимавшуюся со дна. — Ты даже не знаешь, как я тебе благодарен. Я многое что понял.
Он перевел взгляд на Эдит. Ее глаза сияли ярко, но лицо было серьезным.
— И что? Ты что-то хочешь мне сказать?
— Жаль, мы так мало были вместе, — выдавил он и сам удивился, как равнодушно прозвучал его голос. Он подлил ей еще шампанского.
— Два замечательных вечера — это немало. — Запрокинув голову, Эдит выпила до дна. — Жаль, конечно, ты не оставался на ночь, — тихо добавила она.
— Я привык спать один. — Его голос прозвучал слишком резко. — И, мне кажется, женщины не любят себя по утрам, — добавил он уже гораздо мягче.
— Смотря каким взглядом встречает ее мужчина. Утро обнажает притворство.
— Я не притворялся.
— А мне казалось, что, когда ты был со мной, все равно будто отсутствовал.
— Почему ты так думаешь? — выдавил он, пряча взгляд.
— Ты закрывал глаза. Обычно мужчины любят смотреть на женщину в любви. Ты хотел бы, чтобы рядом была не я. Так? Я угадала?
— Нет. Совсем нет. — Он схватился за бутылку. — Давай еще выпьем.
Она только на секунду опустила ресницы. Он разлил по фужерам оставшееся шампанское и, не переводя дух, выпил. Этот последний глоток показался ему особенным: чистый, изысканный вкус, ощущение холода на зубах… Он посмотрел на Эдит. Гирлянда из резных темных листьев монстеры подчеркивала сверкающую бликами зелень ее глаз. Эдит с ее тонкой кожей, ровной дугой бровей и впалыми щеками показалась ему совсем чужой.
— Я тебе нравлюсь? — спросила она. — Только правду.
— Ты очаровательная женщина, — выпалил он шаблонную, ничего не значащую фразу.
Она накрыла своей ладонью его ладонь. Пальцы ее были холодными. Она повела головой из стороны в сторону.
— Не-е-т, — задумчиво сказала она. — Не надо дежурных слов. Пожалуйста, скажи, как женщина, я тебя привлекаю? Я красивая, да? У меня есть вкус?
— Ну конечно, — поспешно сказал он, прикидывая, как бы побыстрее закончить разговор. — Ты прекрасно одеваешься. У тебя хорошие манеры. Сразу видно, что ты из хорошей семьи.
— Я очень надеялась, что я тебе понравлюсь. Леди Сэридан мне много чего хорошего рассказала про тебя.
— Леди Сэридан? Моя мать… О боже! Как я не подумал. — Он рассмеялся. — Она спит и видит, чтобы меня женить.
Эдит сверкнула взглядом из-под густо накрашенных ресниц.
— А ты, как маленький мальчик, все капризничаешь. Может, стоит прислушаться к мнению родителей? Неужели не хочется наконец остепениться и перестать прыгать из постели в постель? Неужели не надоело довольствоваться случайными связями?
— Не я был инициатором наших отношений, — напомнил он и тут же усовестился своей трусости. — Наверное, ты права, я совершил ошибку. Прости, если я обидел тебя.
На несколько мгновений она закрыла глаза. Ему показалось, что сейчас из-под тяжелых век выскользнут слезы, но ее ресницы, дрогнув, приподнялись — глаза были сухими и строгими.
— Хочешь, я расскажу о себе правду?
Он кивнул, хотя единственным его желанием было сейчас оказаться как можно дальше от этого места и этой так и не ставшей ему близкой женщины.
— Тебе что-то говорит фамилия Суэмберли?
— Для мистера Суэмберли мы приобрели серебряный крест и кубок шестнадцатого века.
— На аукционе Сотбис скоро будет представлен этот лот.
— Как? Мистер Суэмберли решил расстаться со своей коллекцией раритетов?
— Он — нет. Это моя инициатива. Ты не знал, что я его вдова? — спросила она с сомнением. — Неужели ты не узнал меня? Эдит Суэмберли? Мои фотографии не печатались разве что в сборниках по археологии.
— А я как раз интересуюсь археологией, — ответил он виноватым тоном.
Эдит покачала головой.
— Если бы ты знал, как это больно потерять человека, которого любил всем сердцем. Да что там сердцем… Всем своим существом. Я так была растеряна, испугана. Мы с мужем все время были вместе, и вдруг я осталась одна. — Она схватила его за руку. — Артур, спаси меня. Спаси мой бизнес, ты сможешь, я знаю. Ты хороший человек. Ты умный. Ты настоящий мужчина.
— Я не могу. Даже если бы хотел… — ответил он, отводя глаза.
— Ну почему, почему? Думаешь, мои дела совсем плохи? Я молода, сексуальна. Так?
— Ты очень хорошая.
— Пусть у меня долги, но активов гораздо больше, чем пассивов. И только за один крест можно взять несколько сотен фунтов. А коллекция моего бывшего мужа насчитывает несколько десятков предметов, не считая картин, ковров, гобеленов. Состояние у меня очень большое, очень… Помоги мне. Я ведь вижу, что я тебе не совсем безразлична.
По ее щеке скатилась одинокая слеза.
Он вынул платок. Она поочередно приложила краешек платка к уголкам глаз и улыбнулась. Улыбка у нее получилась какой-то робкой, мимолетной.
— Дело не в деньгах, да?
— Я люблю другую женщину, и… я женат, — твердо сказал он. — Я скрыл свою женитьбу от родителей. О чем очень сожалею.
Как-то само собой вышло, что он рассказал Эдит о своих отношениях с Маргарет.
— Спасибо за доверие, — сказала она, когда он закончил свой рассказ. — Ты был очень-очень откровенен, это так редко встречается у мужчин, — продолжила она, обжигая его взглядом. — Встреча с тобой для меня стала лекарством. Очень сильным обезболивающим. Быстротечность жизни ощущаешь особенно остро, когда настигает утрата. А ты помог мне забыться, улететь туда, куда я никогда не летала. Пускай, когда ты был со мной, ты думал о совершенно незнакомой мне женщине, но, может, именно поэтому ты любил меня так страстно. Никогда у меня не было таких потрясающих, таких долгих, таких сумасшедших ночей. Мне было хорошо как никогда. Да… никогда… — Она вдруг замолчала, уйдя в себя. Ее глаза заволокло туманом. Артур дотронулся до ее ладони, она успокоила его взглядом. — Жизнь полна парадоксов, — понизив голос, сказала она. — Я так любила своего мужа, я думала, что никого и никогда больше не смогу полюбить. Теперь я осознаю — я буду вспоминать о нем с теплотой и благодарностью, но… я должна жить дальше, жизнь продолжается. И у меня еще много чего впереди. Много еще чего хорошего я узнаю. Ведь так? — повторила она, как будто убеждая саму себя, и вдруг решительно поставила фужер на стол и вскинула голову. Ее глаза словно подернулись пеленой. — Это было удачей, что мы встретились. Мы были нужны друг другу… да… — Она протянула руку, провела по его щеке.
Артур поймал ее ладонь, но не успел увернуться, когда Эдит щелкнула его по носу.
Ойкнув от неожиданности, он помотал головой. Эдит хихикнула.
— А если я скажу, что все, что я говорила, было фарсом, спектаклем? Нет ни мужа-покойника, ни неутешной вдовы. А есть женщина, склонная к авантюрам, а? И я вовсе не хочу замуж. И если честно, то я
