выдающейся страной, и чтоб ее войска проиграли сражение, надо было им специально вредить.
Что ему еще надо? А то же, что и всем мужчинам – чтоб его женщина признавала его верховенство. Но этого от Елизаветы не может получить никто, ведь потому она и не выходила замуж. А уж без брачных уз королеве подчиняться какому-то графу – не тут-то было. Эссекс пытается протежировать своих друзей, в том числе Фрэнсиса Бэкона, того самого, – над его рекомендациями смеются. Более того, когда он пробует настаивать на даровании Бэкону должности генерального стряпчего, Елизавета громко заявляет, что отдаст эту должность кому угодно, только не Бэкону! Между делом Эссекс женился, заводил многочисленные романы, плодил незаконных детей – королева сердилась и прощала. Даже сердилась не совсем по-настоящему: когда Эссекс вступил в тайный брак с дочерью канцлера Уолсингема, она яростно ругала его – но за неравный брак, унижающий его достоинство, ведь его избранница даже не принцесса! А когда он возвращается к ней после взятия Кадиса, она дарит ему перстень, причем не просто так, а для того, чтобы, если он вызовет ее гнев, он мог прислать ей этот перстень – она вспомнит и простит ему что угодно.
Но я думаю, что при всей любви, которую Елизавета к нему питала, что-то недоброе по отношению к Эссексу уже начало накапливаться в ее душе. Помните, как в СССР обезвреживали строптивого, но опасного члена Политбюро? Бросали на сельское хозяйство, и он сразу оказывался кругом виноватым. Эту работу проваливали все и всегда, потому что развитой социализм и нормальное сельское хозяйство, как гений и злодейство, две вещи несовместные. В Англии для неугодных высших сановников было свое сельское хозяйство – Ирландия, давно завоеванная, но постоянно мятежная. Стоило направить слишком много возомнившего о себе лорда разбираться с ирландскими делами, немедленно оказывалось, что появилась масса причин его ругать, а проблем у него оказывалось выше крыши. Вот и Эссекса все чаще привлекают к обсуждению ирландских дел, а что умное по этому поводу скажешь? Ему все чаще приходится оказываться в смешном и двусмысленном положении, потому что все его рекомендации или отвергаются, или ни к чему не приводят – толку от них не больше, чем от рекомендаций ЦК по межхозяйственной кооперации, многолетним травам и бригадному подряду. В итоге, споря по военным вопросам очередного ирландского похода при людях, он презрительно повернулся к королеве спиной и довел ее до того, что она дала ему пощечину. Он хватается за меч и клянется, что даже ее отцу, Генриху VIII, он бы такого не позволил. Королева отвечает: «Иди и прикажи, чтоб тебя повесили». Пока это шутка. Пока… Впрочем, королева даже относительно спокойно реагирует на его возмущение. Скорее всего, понимает, что виновата – если хочешь, чтоб другие уважали твоего мужчину, нечего лупить его при всех по физиономии.Немилость королевы, тем не менее, в чем-то проявляется – Эссекса назначают возглавить военный поход в Ирландию. Это обычно было еще хуже, чем просто заниматься ирландскими делами – победы в таких походах практически всегда были бесплодными, а поражения позорными. Эссекс отправляется туда без возражений. Наверное, он пытается найти утешение на поле брани. Но подавить восстание ирландцев ему не удается. Более того, он подписывает с ними перемирие, что ему категорически воспрещено, и возвращается в Лондон, надеясь, что королева не устоит перед его обаянием, как уже было много раз. Но ее терпение лопнуло: его сажают под домашний арест, отдают под суд, налагают огромный штраф и, что неприятней всего, отнимают налог на сладкие вина. Какая уж тут любовь, если лондонцы пьют кларет и мальвазию, а ему не платят! Именно эти деньги – кстати, очень большие – и составляли основную часть его богатства, давали ему возможность содержать множество клевретов, готовых по его приказу на что угодно. У таких людей нет ни верности, ни принципов, им платят – они служат, им перестают платить – они перестают служить. Многие сходятся на том, что именно отказ королевы вернуть ему налог на сладкие вина подтолкнул его к мысли о мятеже – именно сейчас, пока не поздно и от выпитых ранее сладких вин еще осталась какая-то мелочь.
Одно несомненно: в этой паре мужчиной была Елизавета. Эссекс в ссоре ведет себя, как слабая женщина – то просьбы, то истерические угрозы. Сам его мятеж – верх нелепости: толпа его сторонников проходит по Лондону со шпагами наголо и воплями: «За королеву! Нас продали испанцам!» Говорят, что он хотел захватить королеву в заложницы и посадить на престол Иакова Шотландского. Зачем Иакову это было нужно, если престол и так наследовал он? Может быть, он просто хотел, чтоб Елизавета испугалась и послала за ним, ожидая от него помощи и совета? Не на такую нарвался! С его сторонниками даже не воюют – от них бегут, как от сумасшедших, чтоб ненароком не укусили. Никто к ним не присоединяется, потом в дело вступают войска, и Эссекс сдается. Скорый суд и смертный приговор завершает эту любовь. Как всегда, Елизавета колебалась – подписывать или нет?
Как всегда, подписала. От кошмарной «квалфицированной казни» она Эссекса избавила, но неумеха палач подкорректировал приговор – срубил голову только с трех ударов.
Но с этого момента Елизаветы, считай, больше и нет – это ее тень еще два года бродит по дворцу, замахивается на придворных мечом и вопит: «Я мертва, но не похоронена!» Говорят, что перед казнью Эссекс попросил свидания с графиней Ноттингем, бывшей его любовницей и женой его заклятого врага. Незадолго до смерти Елизаветы умирает и графиня Ноттингем. Перед смертью она зовет королеву и вручает ей тот самый перстень, который она подарила Эссексу в знак того, что ему будет прощена любая вина. Эссекс просил графиню передать этот перстень королеве, но ее муж не позволил, чтоб не дать спастись врагу короны. Графиня умоляла о прощении, но ответ королевы был: «Бог может вас простить, но я не прощаю и не прощу никогда!» Через два дня графиня умирает, а мучения королевы еще продолжаются. Вскоре она впадает в кому, девять дней отказывается от еды и лекарств и ничего не говорит, кроме «Эссекс!.. Эссекс!..» Потом она умирает, добившись своего – ни один мужчина в жизни не смог ей ничего приказать.
Много ли от этого пользы, милые женщины? Вам обязательно приказывать мужчинам самим? Только не говорите, что вы этого не хотите – есть такая штука, инверсия доминирования, когда женщина проверяет, насколько мужчина ей послушен и покорен. В лучшем случае это кокетство, в худшем – достаточно жестокие издевательства. Женщина проверяет, будет ли мужчина в ее подчинении достаточно долго и сильно, – это чистая биология, желание увидеть гарантии того, что он ее не бросит сразу же после секса, поможет воспитывать детей, которые у нас по другим биологическим причинам рождаются очень недоношенными и совершенно беспомощными. Раз мужчины должны терпеть такое от вас, чтоб угодить вашим инстинктам, почему же вам будет низко иногда потакать мужским фобиям и психозам – желанию командовать, руководить, принимать решения? Будете умеренными в своих желаниях вы – пойдут вам навстречу и они. Но отказаться от этого – совсем против природы и не может не закончиться очень печально. Иногда даже мятежом, судом и плахой. Хорошо бы, чтоб такое случалось пореже. Однако прав был Станислав Лем, завершая свой «Солярис»: «…и не прошло еще время ужасных чудес». Постарайтесь не дожидаться его прихода. Многие ошибки можно исправить, но есть и некий предел, за которым бракованная любовь восстановлению не подлежит. Но об этом – следующий рассказ.АЛЕКСАНДР СУВОРОВ И ВАРВАРА ПРОЗОРОВСКАЯ Солдат и княжна
Замечали ли вы, что биографии великих людей редко бывают благополучными? Это и ясно, великие свершения невозможны без сопротивления, и более того, личная жизнь великих людей часто может быть названа бурной, но редко счастливой. Даже в большей мере, чем других, это касается военных. Не знаю, как в израильской армии, где вместе служат и мужчины, и женщины, а во всех прочих армиях мира – война – это отрыв от нормальной семейной жизни, и буквальное подталкивание к жизни ненормальной. Но и в мирное время военным не лучше. Отдаленные гарнизоны, постоянные переезды… В общем, фильм «Военно-полевой роман» сами видели. Не стану особенно выделять военных, потому что морякам и полярникам не особенно легче, но согласитесь, трудно одновременно поражать врага и обожаемую супругу, хотя бы потому что их следует поражать по-разному. Но одно хотел бы заметить: военная семья выдерживает особую проверку на прочность. Если она прочна, то уж по-настоящему, а если где-то прокололась, война начинается еще и дома. И выиграть эту войну не сможет даже самый прославленный полководец – в ней проигрывают все. Вот Суворов, не просто генерал, а генералиссимус, четвертый из пяти российских носителей этого звания, выше которого только небо, например, не смог. И вы не пытайтесь.
Говорить о интимных деталях биографии великого полководца не очень просто. Например, потому, что самым удивительным в личной жизни Суворова, скорее всего, было то, что до сорока трех лет ее никто и под микроскопом не мог бы увидеть. Ни о чем ненормальном речи не было, это бы точно разглядели, точнее – подглядели, и его враги, которых у военачальника было немало (ведь он говорил, что самые опасные раны он получил не в битвах, а при дворе), с удовольствием бы об этом судачили… Но было бы о чем – все свободное от службы время он службе же и посвящал, причем не без успеха. Если чему и выучили Суворова крепко, так это военному ремеслу, поглощающему его время практически всецело. Женщин он просто не замечал. Нельзя, правда, сказать, что он был человеком полностью односторонним. Есть женщины, которым он поклонялся, помимо воительницы Афины, – это музы! «Науку побеждать» знают все – этот превосходный военно-методический цитатник и сейчас не совсем архаика. Пьесы Суворова не пережили его времени, а вот афоризмы интересны и сейчас. «Где меньше войска – там больше храбрых», «Кто удивил – тот победил», «Вежлив бывает и палач» или вот такое, довольно актуальное: «Геройство побеждает храбрых, терпение – скорость, проступок – ум, труд – лень, а история – газеты» – правда ведь, неплохо? Карьерный офицер, богатый помещик, знатный дворянин, образованный человек – чем не жених? А все нет невесты и нет.
Суворову на брачном поприще мало чего приходилось ожидать – разве чего-то попостнее: годы-то уже немалые, пятый десяток… Но рискнуть убедил его все-таки отец, тоже генерал, Василий Иванович Суворов, уговорил, достал… Суворов, человек глубоко и искренне религиозный, просто не мог быть непочтительным сыном. Он признал свое поражение в странной и неуклюжей фразе: «Меня родил отец, и я должен родить, чтобы отблагодарить отца за мое рождение». Спасибо, мол, папочка, ты мне одолжение сделал, и я тебя отблагодарю. Никакого намека на любовь, на чувство. Надо – значит, надо. От работы не бегаю…
Жениться Суворов согласился, но искать себе невесту ему было гораздо менее привычно, чем, скажем, противника в чистом поле. На него-то он обрушивался как гром среди ясного неба. А здесь передоверил дело свахам. Для генерала даже простая дворянка – невеста неподходящая, низко ему будет! В итоге приискали ему не какую попало незамужнюю барышню, а знатную дворянку, подымай выше, – княжну, из почтенного рода Прозоровских. Все сохранившиеся портреты рисуют нам образ красивой и эффектной женщины, здоровой и статной, с большими зелеными глазами. В наше время такой явно не пришлось искать женихов по Интернету – все время уходило бы на то, чтоб отгонять мухобойкой тех, кто нашелся сам. Почему же она снизошла до жениха мелкого, щуплого и, скажем прямо, пожилого? Причин было две: во-первых, бедность – Суворов был в милости, владел многим, ожидал большего, а Прозоровские были князья обедневшие, главным богатством был титул, его и пытались конвертировать в реальный доход. Вторая причина проста и ясна, хотя и немного печальна. Разве за сорокачетырехлетнего так просто пойдет молодая? Невеста была старуха, уже почти что старая дева, в возрасте, когда ее сверстницы обычно уже по нескольку детей имели. Выдать замуж дочь-невесту такого возраста считалось делом практически безнадежным. Ведь возраст у Варвары Ивановны был такой, что в те годы и барышень помоложе считали вековухами да перестарками – цельных двадцать три годика, кошмар! Да вот понравилась статная красавица запоздавшему жениху, и свадебку сыграли. Как говорится, жили-были старик со старухой. Старику – сорок четыре, старухе – двадцать три. Нет, в этом отношении наш век гуманнее…
Поначалу супруги жили, пожалуй, неплохо. А в родившейся вскоре дочке Наташе Суворов и души не чаял. И браком был явно доволен. Но могла ли быть довольной этим браком княжеская дочь, мечтавшая о дворе и свете, о придворных кавалерах и галантных развлечениях, но вынужденная проводить большую часть жизни в кибитках и палатках, есть в курной избе из деревянной миски, что найдут, и вынужденной довольствоваться обществом супруга и его офицеров, светского обхождения отнюдь не понимающих? Приехав как-то к мужу, она вошла в избу, где они должны были проживать, и увидела на полу охапку сена. «Какая мерзость! – сказала она денщику. – Выкинь это немедля!» – «Но здесь господин генерал почивать изволит!» – боязливо пролепетал денщик. И это уже не говоря о том, что от беспрерывных переездов у Варвары Ивановны вскоре уже было два выкидыша. А ее муж так хотел сына! Была в этой любви какая-то сладость, да быстро вся испарилась…
Жизнь супругов помрачнела отнюдь не слегка. Суворов, заметив, что на его нежные письма отвечают все реже и неохотнее, при первой возможности заспешил домой. Может, лучше бы он этого не делал? Войдя в свой сад, он увидел в беседке любимую супругу, целующуюся с каким-то майором! Да еще и не с каким-то – это был его собственный двоюродный племянник Николай Суворов, мот, волокита и неуч, удостоенный хорошего назначения только по протекции великого дяди. Мир Суворова рухнул к его ногам. Военным людям вообще трудно привыкнуть, что рядом с ними обитает существо, не ходящее строем, не знающее устава и совершенно неправильно понимающее слово «наряд». Если вдруг оно провинилось – какая будет диспозиция? К врагам его причислять международное право не позволяет, поэтому колоть его багинетом или аркебузировать есть не доблесть, а прямая уголовщина. Вроде бы это подчиненный, но прогнать его сквозь строй уставы не велят, а если маленько поучить по Домострою – «соимя рубашка плеткою вежливенко побить за руки держа», Фемида, конечно, вмешиваться умоется, но сослуживцы, не говоря уже о том самом, наносящем самые опасные раны дворе, в спину захихикают и пальцами затычут. Редкий случай, когда совершенно ясен ответ на один из проклятых русских вопросов: «Кто виноват?», но сам черт не разберет, как отвечать на второй: «Что делать?»
Но, как и на поле брани, полководец такого уровня не имеет права терять самообладания. Случилось нечто жуткое, но надо жить дальше. Возмущенный Суворов требует немедленного развода. Но как его получить? В те времена развод был чем-то чудовищным и чрезвычайным, сейчас пол сменить легче, чем тогда развестись. Развод давал только Синод – высшая в те времена церковная инстанция, – и делал это крайне неохотно, требуя свидетелей супружеской измены из числа третьих лиц. И где Суворову искать таких свидетелей? Билеты на такие зрелища продавать как-то было не принято… Пожаловаться всемилостивой монархине? Но и Екатерина Вторая, и Потемкин, которым Суворов пытался жаловаться на свои печальные обстоятельства, вообще не понимали, в чем тут дело. Что такое приключилось, что дает талантливому генералу, но никакому придворному, повод для недовольства? Жена с племянником изменила? Экая трагедия для Екатерины и особенно для Потемкина… Их реакция была единодушной: пожалеть способного придурка, который зря психует, и подтолкнуть его к тому, чтобы спустить все дело на тормозах.
Екатерина, для которой мир интимного был необыкновенно важен, откровенно сводничает супругам, за что ее, очевидно, нужно только похвалить. После высокой награды – бриллиантовой звезды той самой, что в рекламном ролике, – она устраивает встречу супругов в доме князя Горчакова – вдруг помирятся? На первых порах не помогает. Он отдает дочку в Смольный институт и запрещает супруге с ней видеться. Делает, что может, и Потемкин: загружает Суворова делами по самое не могу и устраивает так, что в одну из командировок хочешь не хочешь, а ехать приходится с супругой. Усилия царицы и ее незаконного мужа (некоторые, впрочем, даже говорят, что они были тайно обвенчаны) заканчиваются успехом. Они всерьез мирятся, Варвара уже проклинает своего соблазнителя, крепко верующий Суворов настаивает на официальном церковном примирении, и в семье воцаряется благолепие. Года три-четыре все идет хорошо – во всяком случае, внешне. Давно бы так – худой мир лучше доброй ссоры.
Суворов счастлив, спокоен, одерживает победы, правит «Науку побеждать». В этом ему помогает грамотный и талантливый майор Иван Сырохнев, литератор, эффектный и рослый красавец, имеющий собственные исследования по этнографии, доверенный сотрудник, имеющий доступ в дом. Сам хозяин бывает в своем доме реже: то одна война, то другая экспедиция – в общем, наши
