– Твой отец не хочет, чтобы я вторгался в «его» кабинет на первом этаже.
– Ты мог бы работать в библиотеке или комнате для гостей…
– Ты забыл? Когда я переселялся в Валлонг, одним из условий было не оккупировать дом. Я и так получил свое.
Он говорил без гнева, как о неизбежности, с которой успел смириться за годы.
– Зимой собираюсь перестроить маленькую овчарню. Клара разрешила. Там будет отличное помещение.
– Но это смешно! Наша хибара пустует десять месяцев из двенадцати. Валлонг – это твой дом, Ален, а не наш! Валлонг – это ты.
– Ты так считаешь? Спроси отца, узнаешь, что он думает об этом. Это владение когда-нибудь достанется ему.
Нахмурившись, Винсен задумался, потом скорчил озабоченную гримасу. Будущее Алена казалось ему туманным. Мадлен его презирала, Шарль игнорировал, а Клара… сколько ей осталось?
– Ты беспокоишься обо мне? Это приятно! Но лучше сходи к Магали, время идет.
Взгляд Алена был дружелюбным и приветливым, Винсен без всякой задней мысли весело оттолкнул его и выкрикнул:
– Иду, как на первое причастие!
– Ты очень похож…
– И я боюсь…
– Понимаю.
Они обменялись улыбками, одной рукой Ален открыл дверь и пальцами другой изобразил букву «V» – знак победы.
Час спустя Винсен ввел Магали в гостиную, где их поджидал Шарль. Винсен привез девушку на машине и всю дорогу пытался шутить, чтобы как-то успокоить ее. Лучше уж пусть смеется: никакая подготовка не смягчит удар от встречи с Морванами, это он знал точно. При виде Валлонга она оцепенела. Одетта, конечно, рассказывала про большой дом, но Магали не думала, что он такой роскошный. На крыльце Винсену пришлось взять ее под руку, чтобы она смогла идти дальше.
Поднявшись с кресла, Шарль наблюдал с другого конца гостиной, как девушка приближается к нему. Он не сводил глаз с поношенного платья и матерчатых сандалий.
– Это мой отец, – представил Винсен, – а это Магали, папа…
Ошеломленная Магали молча пожала руку Шарля, не зная, что сказать.
– Очень рад, мадемуазель, – холодно произнес он.
Через несколько секунд добавил:
– Прошу садиться.
В смущении она села на краешек кресла «жабы»[21], и Винсен попытался оживить беседу.
– Я рад, что вы встретились! Магали так хотела с тобой познакомиться…
Шарль даже не потрудился ответить: он не стал помогать сыну и молча ждал продолжения.
– Как я уже говорил, папа, мы хотели бы пожениться… Шарль кивнул и обратился к Магали:
– Сколько вам лет, мадемуазель?
– Двадцать.
– Прекрасный возраст, – с легкой улыбкой одобрил Шарль, – но я не вижу причин для спешки… Следует дождаться вашего совершеннолетия…
Не в силах подыскать подходящий ответ, Магали не могла произнести ни слова, и Винсен бросился ей на помощь.
– Мы не хотим больше расставаться. А я учусь в Париже и…
– Да, – перебил его Шарль, – ты учишься.
Он по-прежнему внимательно рассматривал Магали. Голые загорелые ноги, натруженные руки с неухоженными ногтями, великолепные и непослушные рыжие волосы.
– Ну что же, – вздохнул он. – Если вы и вправду решили пожениться, мне придется заняться всеми остальными вопросами.
Он хотел быть вежливым и подавлял в себе раздражение от этой нелепой ситуации. Магали была мила, но неуклюжа и с несмываемой печатью той среды, из которой вышла. Неужели его сын думает, что из нее получится хорошая жена? Ему придется всему ее научить, полностью изменить, а вдруг она изменится до неузнаваемости?
– Какими вопросами? – осторожно спросил Винсен.
Поведение отца не удивляло, но все-таки он был недоволен. Надо было привыкнуть к Шарлю, чтобы в разговоре с ним не хотелось провалиться сквозь землю, Магали наверняка испугалась.
– Решить, где и – в особенности – на что вы будете жить. Сам ты это решить не сможешь. Я не хочу, чтобы ты бросил учебу из-за женитьбы. Магали, вы согласны со мной?
Она открыла было рот, но он не дал ей сказать и продолжил: