— Это ты будешь в нем великолепной!
— В тот день, когда выпадет случай надеть его.
Кэтлин бросила на нее колючий взгляд и покачала головой.
— Вот-вот, об этом и поговорим. Как же так, что ты не бываешь в обществе каждый вечер? Если не приглашают тебя, устраивай праздники у себя, принимай гостей, сделай все, чтобы видеться с людьми.
— Я встаю в пять часов, и у меня нет желания бодрствовать до полуночи.
— И сколько еще ты рассчитываешь так жить? Вставать на заре, ложиться с курами и весь день быть на ветру! Предупреждаю, от этого появляются морщины.
Язвительный тон Кэтлин раздражал Аксель, но она насколько смогла вежливо ответила:
— Знала бы ты, как мне это нравится…
— Что именно? Мокнуть под дождем? Ладно, давай спустимся вниз. Мне хочется покурить, и я считаю, что это можно делать только на улице.
Она взяла сумку и первой покинула комнату. Выйдя из гостиницы, они медленно пошли по улице.
— Бен должен постараться объяснить тебе это, Кэтлин.
— Ваше пристрастие к скакунам? Он пытался раз или два, но я так ничего и не поняла.
— Потому что ты не хочешь сделать усилие и представить…
— Все, что я представляю, — это то, как по вине одного из этих отвратительных животных Бен до конца жизни оказался прикованным к инвалидному креслу! На его месте я бы всех их отправила на бойню.
И она закурила длинную тонкую сигарету, пахнущую мятой.
— Я против того, чтобы ты навязывала мне свое в
Аксель хмыкнула, зная, что кузина никогда не изменит своего мнения. Вместе с тем, ей хотелось бы разъяснить, что ею двигало, что рождало в ней желание каждое утро вскакивать с постели.
— Лошадь — атлет, — терпеливо начала она, — с великолепной пластикой и исключительными данными. Когда возникает необходимость сделать усилие, скакуны почти всегда проявляют храбрость, потому что обладают невероятным нервным импульсом, но каждая — ярко выраженная индивидуальность. Есть трусы, которые боятся клочка бумаги на земле, есть шалуны, ласковые, гордые, легко возбудимые… Когда я вижу, как они борются за победу, то просто парю над землей, уверяю тебя! Конечно, бывают неприятные моменты, не оправдавшие надежд периоды, а иногда и травмы во время работы, за которые я упрекаю себя неделями. При виде лошади, которая хромает, которая страдает из-за того, что слишком многого от нее требовали, мне становится грустно. Но победа заставляет забыть обо всем! Вот смотри… В прошлом году мы с Беном сидели на трибуне на бегах среднего значения, и надежда на то, что наш участник придет первым, была очень небольшой. На выходе из последнего поворота конь на семь или восемь корпусов отставал от других. Мы уже ни во что не верили и просто болтали, как вдруг Бен с вытаращенными глазами дернул меня за руку, потому что наш конь вдруг стал пятым и вновь шел вместе со всей группой. Не могу описать, что мы почувствовали. Увидев, как он взлетает над землей, мы принялись кричать во все горло, чтобы подбодрить его, и он совершил свой подвиг — пронесся над финишной чертой как метеор, на полголовы быстрее других. Мы ликовали! Бен выглядел смешно, когда взглянул на меня и сказал: «Это твоя заслуга?» Да, я трудилась ежедневно, но главным образом это была заслуга Антонена, наездника, который сумел извлечь лучшее. Мы почти лишились голоса, люди смотрели на нас, какой-то тренер с ошарашенным видом подошел и похлопал меня по спине. Бен, смеясь, заметил, что, похоже, мне ничего не стоит заплакать, но и он тоже был взволнован. Ради таких мгновений, Кэтлин, я согласна проводить жизнь во дворе, по щиколотки в грязи, и пусть морщинам будет хуже!
Она замолкла, ощутив неловкость: слишком уж разболталась!
— Вы с Бенедиктом, — констатировала Кэтлин, — и впрямь тронутые. Вы оба — отколовшаяся ветвь нашей семьи.
— Да нет же, совсем наоборот! Начиная с Гаса, страстью к лошадям отличались все Монтгомери, и только Джервис считает их экзотическими животными. Похоже, ты вся в него.
Кэтлин последний раз затянулась и соизволила улыбнуться.
— Отлично, ты выиграла! Но получается, я имею право не походить на вас.
— Однако в Англии…
— Да-да, считается, что мы обожаем поло, бег, прыжки и — поскольку это запрещено — охоту на лис. И действительно, лошади у нас повсюду! Кстати, это весьма изящный способ зарабатывать на жизнь… Я с удовольствием буду рассказывать о том, что мой дядя тренирует чистокровных лошадей и что мой отец их разводит, но ты не заставишь меня полюбить этих животных. Что касается утверждения, будто ты смеешься над морщинами, то это самая большая глупость, которую я только могла услышать. Ни одна женщина не может так думать, ни одна, даже ты. Когда ты влюбишься, то будешь совсем по-другому смотреть на это.
При последних словах голос ее стал жестче, и Аксель это заметила.
— Хорошо, — легко подхватила она, — чтобы сменить тему, поговорим о любви. Ты упрекаешь меня в том, что я нечасто бываю в обществе мужчин, но ты-то сама, Кэт? Я все жду дня, когда стану подружкой невесты на твоей свадьбе!
— Это будет не завтра, хотя мне и жаль разочаровывать тебя, — едко отпарировала кузина.
До сих пор она весело шутила по этому поводу, почему же не настроена говорить сегодня? Решив не настаивать, Аксель бросила взгляд на часы. Кэтлин тут же схватила ее за руку.
— Нет, дорогая, тебе не удастся улизнуть, ты поужинаешь со мной. Я приглашаю тебя на прогулочный катер. Согласна?
— Согласна, — вздохнула Аксель.
Кэтлин способна настаивать на своем битый час, поэтому лучше уж уступить сразу!
К тому же в Аксель проснулось любопытство. Она заметила, что кузина нервничает, и хотела знать причину. Вдобавок у нее появилась бы возможность поговорить о Дугласе. После неудавшегося ужина в «Тастевене» она не переставала думать о нем, искала решение и не находила его. Если бы ей удалось привлечь Кэтлин на свою сторону, это был бы весомый союзник, чтобы одолеть Бенедикта.
— Ты не придумала ничего менее посещаемого туристами, чем прогулочный катер? — только и сказала она. — Я знаю настоящие рестораны. Можно пойти туда, и ты их для себя откроешь.
— Замечательно! Сейчас переоденусь…
Кэтлин направилась к гостинице, и Аксель пришлось ускорить шаг, чтобы ее догнать. Кэтлин бесполезно было говорить, что она одета безупречно: коль уж она вознамерилась сменить платье, ничто не помешает ей сделать это.
Утром первого июня лил дождь, но после обеда засияло солнце. Идеальные погодные условия, чтобы площадки ипподрома стали податливыми, как бархат. Аксель очень надеялась на завтрашние состязания, в которых должен был участвовать Макассар, вот почему в конце дня, во время обхода конюшни, зашла в стойло, чтобы приласкать его. Конь выглядел превосходно, взгляд его был живым, под лоснящейся шерстью четко обрисовывались мускулы. Как всегда спокойный, он сжевал морковку, которую протянула ему Аксель, а потом уперся в нее лбом в знак доверия.
После того как перевели часы, вечера стали длиннее; скоро наступит ночь святого Иоанна, самая короткая в году. Хотя еще не совсем стемнело, в половине девятого Аксель отправилась спать, утомленная двумя ужинами подряд с Кэтлин — вчера и позавчера. Отбывшая утром в Лондон кузина поведала ей совсем немногое: что обаяние некоторых мужчин обманчиво и что им нельзя доверять. В ее жизни любовь выглядела усложненной и хаотичной, а последний роман длился всего два месяца. Вопреки советам, которые давала другим, Кэтлин ни к кому не привязывалась и ко всему относилась подозрительно.
«Сорок — ужасный возраст», — неоднократно повторяла она. Однако Кэтлин действительно прекрасно выглядела и по-прежнему отмечала, что ее провожают восхищенными или завистливыми взглядами всюду, где бы она ни появилась. Рядом с ней Аксель чувствовала себя девчонкой, неотесанной и безвкусно одетой. Но как бы там ни было, она была по-своему хороша.
В этот вечер Констан вышел из кухни, где делал генеральную уборку, в одиннадцать часов. В духовке
