однолеток в Довиле.
Маленькую кобылку Семя Чемпиона, вон ту, нужно оставить, — говорил Ричард. — Я видел ее на лугу и думаю, что она не зря носит свое имя.
С самого утра моросил мелкий дождь, но Бенедикт не падал духом. Через два дня он уезжает во Францию, а пока хотел убедиться, что не упустил ни малейшей детали.
— Мы начали получать хорошие результаты, Дик! Когда я вспоминаю, что Макассар родился здесь и что я не возлагал на него слишком больших надежд…
— Это был поздний жеребенок, одни ноги. Я прекрасно помню белые отметины и звездочку на лбу. Он был спокойным, слишком спокойным, чтобы как-то выделяться, и немножко неуклюжим в беге.
— Видели бы вы его на прямой в тот день, когда он завоевал гран-при!
— Я видел. Аксель прислала мне копию фильма.
Бенедикт радостно улыбнулся. Его внучка думала обо всем и даже находила время поддерживать контакт с Ричардом, осознавая, что будущее конюшни закладывается на пастбищах Саффолка. Он определенно был прав, поверив в нее, увидев в ней своего последователя. Возможно, в один прекрасный день ученица превзойдет учителя. У него не было оснований вмешиваться в ее работу в Мезон- Лаффите.
Он отъехал от ряда стойл, расположенных поодаль, — там находились однолетки, отделенные от матерей. Некоторых из них через несколько месяцев, когда им будет по полтора года, начнут тренировать.
— Я хотел вас кое о чем спросить, Дик, но вы должны ответить чистосердечно.
— Я всегда так поступаю, — напомнил Ричард, вздернув подбородок.
Этот человек действительно был бескомпромиссным и честным, способным одинаковым тоном сообщать как плохие, так и хорошие новости. По прошествии многих лет Бенедикт поздравлял себя с тем, что когда-то принял его на работу, — на заводе никогда не возникало никаких проблем.
— Как там мой внук?
— Прекрасно!
Однозначный ответ застал Бенедикта врасплох.
— Прекрасно? Правда? Не могли бы вы уточнить…
Они стояли перед внутренней конюшней — большим беленным известью зданием, в котором были расположены стойла племенных кобыл. Ричард, собиравшийся толкнуть по рельсам огромную дверь, остановился. Казалось, он размышляет над вопросом, насупив брови.
— Вы предупреждали меня, что он рассеянный, ленивый и делает все неохотно. Ничего подобного я не заметил. Он приходит утром вовремя и выполняет все, что я ему говорю. Первые дни он больше молчал, теперь начинает задавать вопросы. Когда я сказал, что спаривание будет не раньше следующего мая, похоже, он расстроился, что не увидит жеребцов-производителей. Он обожает бегать с жеребятами, словно десятилетний мальчишка, но при этом составляет на каждого из них карточку. В целом я нахожу его внимательным, восприимчивым и достаточно охотно работающим.
Бенедикта словно обухом по голове ударили. Несколько минут он никак не реагировал на рассказ Ричарда, потом снял намокшую под дождем фуражку, положил на колени и молча смотрел на нее.
— Ну что ж, — сказал он наконец, — должно быть, вы педагог от Бога, Дик… Или я круглый дурак! Я не сомневался, что Дуг будет умирать здесь от скуки.
— Такого впечатления нет.
— Вы и вправду заставляете его работать?
— На этом заводе никто не сидит сложа руки, гарантирую! Послушайте, Бенедикт, я сожалею, что не разделяю вашего мнения, но…
— Сожалеете? Нет, на самом деле это очень хорошая новость! Просто мне трудно в это поверить, вот и все. Внук доставил мне немало огорчений, вот почему я не хотел бы заранее радоваться, понимаете?
Покачивая головой, Ричард некоторое время колебался, а потом предложил:
— Если хотите повидаться с ним, он как раз здесь.
Весь август Дуглас избегал заходить в дом. Он жил в своем крыле, несомненно, не особо желая встречаться с дедом. Грейс подозревала, что он питается бутербродами, но поскольку это был его выбор, то нужно было с ним считаться. Бенедикт не настаивал, ожидая, как развернутся события. Сейчас он спрашивал себя, не лучше ли было пойти и поговорить с Дугом. По словам Ричарда, малыш был в добром расположении духа, почему бы не воспользоваться случаем? Возможно, час для примирения пробил, и Бенедикт желал этого от всего сердца.
— Хорошо. Откройте мне, Дик.
Ричард откатил дверь, но не вошел за Бенедиктом в конюшню. С обеих сторон центрального прохода были просторные боксы, в которых находились кобылы с детенышами. Они были отделены решетками, и можно было видеть, что происходит внутри. Сегодня утром из-за дождя кобыл еще не выпускали в луга, и некоторые жеребята как раз сосали. Они быстро привыкли бы к траве, а потом к овсу, но их окончательно лишали материнского молока только в полугодовалом возрасте.
Бенедикт медленно ехал в коляске, поглядывая по сторонам. Он любил атмосферу конезавода, этот уголок-ясли, и с удовольствием думал о том, что среди этих очаровательных жеребяток на тонких ножках, с длинными ресничками и миниатюрными копытами, возможно, прячется настоящий рысак-фаворит.
Одна из решеток в глубине была открыта, и Бенедикт направился к ней. Опершись на ручку вил, Дуглас стоял к нему спиной, но, несомненно, слышал, что подъехал дед: мотор коляски издавал специфический звук.
— Ухаживай за Леди Энн хорошенько. Думаю, в этот раз она принесла нам первоклассного жеребенка!
Дуглас повернулся и встретился взглядом с дедом.
— Как объяснил Ричард, — медленно ответил он, — речь идет о королевской линии.
— Да, спаривание стоило дорого, но это был достойный ее жеребец. Скрещивание удалось. Тебе это интересно?
— В настоящее время я стараюсь запомнить имена.
— Это просто. В основе было три арабских жеребца-производителя, и сегодня их тоже три: Мачем, Ирод, Эклипс.
— Остается только узнать, что находится между двумя тройками!
Они обменялись первой улыбкой, довольные, что смогли начать разговор с нейтральной темы.
— Тебе здесь нравится? — рискнул спросить Бенедикт.
— Больше, чем я думал.
— Хорошо. А скажи-ка…
Разволновавшись, он подыскивал слова, которые могли бы сблизить их еще больше, но Дугласу это удалось быстрее.
— Я знаю, что еще слишком рано говорить о будущем, Бен, но я о нем думаю.
— Ну что же, я рад.
— Мы с тобой не всегда понимали друг друга.
— Нас разделяет пятьдесят лет, это не пустяк. И я не всегда был…
— Я тоже!
Они немного помолчали, словно пробуя — и один, и другой — этот неожиданный мир. В глубине стойла маленькая караковая кобылка задвигалась и принялась мотать головой.
— Погоди, Семя Чемпиона, спокойно, сейчас выйдешь. Дождь перестал, Бен? Крошка соскучилась по своим упражнениям. Знаешь, я обожаю провожать их до выхода на луг и смотреть, как они дерутся, будто дьяволята.
На лице Бенедикта появилась улыбка, когда он подумал, что не так давно Дуглас едва смотрел на лошадей. Как могла случиться такая перемена за столь короткое время?
— Это я вижу сон, малыш, или
— Все меняется. У меня были взлеты и падения. И падения очень… Когда-нибудь я расскажу тебе, если наберусь храбрости.
Голос Дугласа дрогнул. Поняв, что сказал слишком многое, он со смущенным видом снова взялся за
