отношения.
В камине библиотеки пылал огонь. Сидя лицом друг к другу в вольтеровских креслах, Паскаль и Лоран вели неспешный разговор.
– Вам следует хорошо подготовиться к этой встрече, потому что это будет нелегкое испытание для вас.
Проявляя искреннюю и нежную заботу, он осмелился поделиться с Паскаль своими опасениями по поводу ее встречи с Юлией.
– Отец тоже отговаривает меня, мотивируя заботой обо мне.
– Все зависит от того, чего вы ждете от этой встречи, на что подсознательно надеетесь.
– Нет, я не…
– Конечно, вы надеетесь.
Паскаль не стала возражать: Лоран был прав. Представляя Юлию в своем воображении, она не могла не понимать, что ее сестра, скорее всего, находится у конца своего жизненного пути.
– Я стараюсь не строить иллюзий, – ответила Паскаль.
– Но вам не терпится увидеть ее, не так ли?
– Да, очень! Но, зная, что не в силах изменить хода вещей, что вряд ли могу оказаться полезной этой женщине, я хочу увидеть ее.
– Вас ждет разочарование, Паскаль. От этой встречи вы испытаете только страдание от бессилия что- либо изменить, как вы сами это сказали…
Огонь в камине угасал, и Лоран встал, чтобы добавить поленьев. Паскаль налила чай в их чашки. Ей было легко разговаривать с Лораном, словно они давно знали друг друга.
– Да, я бессильна что-либо изменить, но я не могу избавиться от чувства вины.
– В чем вы чувствуете себя виноватой?
– В том, что меня любили, оберегали, баловали. Почему меня, а не ее?
– Потому что, насколько я понял, ваша мать не имела возможности тогда заботиться о ней. Отдав этого ребенка на попечение, она смогла заново устроить свою жизнь, благодаря чему вы появились на свет… Я не стал бы мучиться по этому поводу!
Он улыбнулся ей с такой нежностью, что ее дыхание участилось. Пока что она не уступала влечению, которое он пробуждал в ней; возможно, наступил момент, когда нужно было покончить с этой игрой во флирт? Она молча продолжала смотреть ему в глаза, и, как всегда, он уступил первым.
– У вашей матери было трудное детство, – произнес он, чтобы не потерять самообладания.
– Да, ее корни остались в другой стране. Не знаю, как сложилась бы ее жизнь во Вьетнаме, но…
– Ее бы ждали лишь позор и нищета… Во Вьетнаме у незаконнорожденного ребенка от французского офицера не было никаких шансов… Ни у нее, ни у ее матери. Отец поступил правильно, забрав ее с собой.
– Но и в семье Монтагов ее не приняли.
– Монтагов? – спросил он заинтересованно.
– Капитан Абель Монтаг – мой дедушка. Он официально признал мою мать.
– Я откуда-то знаю это имя.
Он немного подумал и в сомнениях пожал плечами.
– Не помню. Ясно одно, что у этого капитана Монтага было развито чувство долга. Где он служил?
– По-моему, в артиллерии. Моя мать не любила рассказывать о своей семье, разве что для него она делала некоторое исключение. Она говорила, что он был в числе военных колонизаторов, которые в отдалении от своих семей заводили себе любовниц из местного населения. Она не осуждала его, потому что он был одним из немногих людей, которых она могла любить. В определенном смысле это был выдающийся человек, он получил все возможные награды за военные походы. К несчастью, он подхватил там дизентерию, малярию и другие болячки, от которых рано умер. Уходя от Монтагов, которые с ней ужасно обращались, она взяла с собой на память лишь маленькую коробочку, в которой лежал отцовский орден Почетного легиона.
Паскаль остановилась, удивленная тем, что, оказывается, так много знает.
– Это нормально, что вас беспокоит эта история, – сказал Лоран, улыбаясь. – Всегда хочется узнать больше о своем происхождении. К сожалению, мы не догадываемся расспросить об этом у членов своей семьи, пока есть такая возможность.
– Да, это правда. Я, например, ничего не знаю о своей бабушке Ань Дао. Лишь несколько месяцев назад я познакомилась со своим дядей, месье Монтагом. Возможно, мне не следовало этого делать – вытаскивать на свет семейные тайны? Меня это мало интересовало, пока я не приехала в Пейроль. Мне казалось, что семейство Фонтанелей – просто династия хороших врачей без каких-либо неприятных тайн, но, как ни странно, моя мать сама оставила здесь знак для меня.
Он сел на край кресла, их колени соприкоснулись.
– Вы верите в то, что существует некая сфера семейного бессознательного? – спросила она медленно.
– То есть?
– Это когда нравственное наследие наших предков, их чувства, их неизжитые горести переходят к нам…
