– Во всяком случае, мы были там счастливы, и мне не хотелось, чтобы что-то о ней напоминало. Так что же тебя привело сюда?
Она растерянно подыскивала слова, не зная, с чего начать, а он молча смотрел на нее.
– Ты хочешь поговорить о приезде твоего отца? – спросил он наконец. – Я виделся с ним в Бланьяке, мы вместе выпили кофе, и он сказал, что хочет рассказать тебе о чем-то очень плохом…
Как всегда, он стремился помочь ей, облегчить ей жизнь, но сейчас он ошибался. Тем не менее она должна была что-то ответить.
– Папа обожает тебя, и ему кажется, что ты по-прежнему должен обо мне беспокоиться. Да, он честно признался мне в некоторых вещах. Вкратце скажу, что это он заставил маму бросить Юлию.
– Анри? Не может быть!
– Он не хотел ухаживать за ребенком с синдромом Дауна.
Она рассказывала все это, поскольку была уверена в том, что Самюэль любил ее отца.
– Я не могу в это поверить, – признался он.
– Я потом расскажу тебе обо всем этом подробно, и, думаю, ты поймешь. Что касается меня, я простила его.
– Ты? Непримиримая и непреклонная Паскаль?
– Это мой отец, Самюэль, и я люблю его. Он посмотрел на нее и улыбнулся.
– Знаешь, что бы там ни натворил Анри, он все равно очень хороший человек.
Обрадованная этим проявлением мужской солидарности, Паскаль тоже улыбнулась. Затем она сделала глубокий вдох и сказала:
– Но я пришла сюда не за этим, Самюэль. Я по другому поводу.
– Когда ты делаешь такое лицо, меня охватывает беспокойство! – пошутил он. – Давай присядем и выпьем по стаканчику.
Не давая ей заговорить, он провел ее к стойке и указал на высокий табурет.
– Хочешь шампанского? Или, может, пива?
– Шампанское подойдет.
Он повернулся к ней спиной и открыл холодильник.
– Ты собираешься что-то отпраздновать, дорогая?
Он спросил это каким-то странным и фальшивым голосом. Неужели его так смущало ее присутствие? Может, он догадывается, что она так хочет сказать ему, и не желает этого слушать? Не зная, как ей следует себя повести, она просто смотрела на него, пока он открывал бутылку и наливал шампанское. Она любила его сильные руки, широкие плечи, его внушительную фигуру. В его объятиях она всегда чувствовала себя на своем месте.
– Самюэль, – вздохнула она.
– Ну что? Послушай, не знаю, что ты собираешься мне сказать, но подожди пять минут, дай мне сначала произнести тост.
Он перегнулся к ней через стойку, чтобы чокнуться, затем сразу выпрямился.
– Будь счастлива, – сказал он нежно. – Я…
– Молчи и пей.
Они сделали по нескольку глотков.
– Иди за мной, я покажу тебе другие комнаты!
С немного наигранным энтузиазмом он повел ее к лестнице из светлого дерева. На втором этаже были ванная и гардероб, где стояли шкафы и гладильная доска.
– У Марианны была мания набрасываться на мои рубашки, как только она заходила сюда, – смеясь, сказал он.
– Но это же хорошо.
– Нет, она хотела стать незаменимой, но я и сам могу пользоваться утюгом!
Они спокойно говорили о прошлом, и Паскаль почувствовала, что ее тревога прошла. Она остановилась на пороге комнаты Самюэля. Постель была застлана покрывалом с японскими мотивами; на кресле висела одежда, на ночном столике лежали стопки книг и журналов. Холостяцкая обстановка, без следа женского присутствия, кроме ее черно-белой фотографии, сделанной в день их свадьбы, – он всегда восхищался этим снимком.
– Так ты поставил ее у себя в комнате? Не очень-то мило по отношению к твоим женщинам, – пошутила она.
– Когда я привожу в дом женщину, я кладу тебя в ящик!
Он прошел через комнату, взял фотографию и перевернул ее.
– Я очень сентиментален, как ты знаешь. Ну что ж, ты все уже видела, пойдем вниз, а то шампанское станет теплым.
– Подожди, Самюэль, мне нужно поговорить с тобой. Ее сердце быстро забилось, а она выпалила на одном дыхании:
