Ком в горле приглушил его голос, и, повесив трубку, он разрыдался.
В кои-то веки Виржини решила понежиться в постели. Она никогда не закрывала шторы в своей спальне, выходящей на восток, и лучи восходящего солнца играли на одеяле.
Виржини лежала ничком, скрестив руки под головой, и размышляла. Проснувшись три дня назад рядом с Виктором, она испытала странное чувство. Что-то похожее на желание так и остаться у него в руках. Даже спящий, он внушал доверие.
Виржини потянулась и улыбнулась. Внушал доверие? А ведь недавно она уверяла себя, что ни один мужчина не будет больше покровительствовать ей! Она не нуждалась в том, чтобы о ней заботились. Спасибо Пьеру – он показал пределы такого рода отношений. Но Виктор даже близко не походил на Пьера, и она спрашивала себя, как она могла сравнивать их. Даже манера заниматься любовью была у них абсолютно разной. Внимательный, терпеливый, нежный, Виктор управлял собой до самого конца. Его чувственность была чувственностью опытного мужчины, завоевавшего немало сердец. В противоположность Пьеру, он не навязывал свои предпочтения и казался озабоченным лишь тем, чтобы доставить удовольствие своей партнерше. Перед тем как заснуть, он спустился за водой для нее, с улыбкой смотрел, как она пьет, а потом спросил, на который час завести будильник. Она обожала его улыбку, от которой под шрамом на щеке появлялась ямочка. Ей нравились его руки, его кожа, его мягкий низкий голос и врожденная приветливость. Когда она уезжала после завтрака, Виктор стоял на аллее и смотрел, как удаляется ее машина.
Что он делал сегодня? Занимался обустройством Рока? Этот дом очень ему подходил, она и представить не могла его в других интерьерах и завидовала тому, что он живет там. Тем более что это было родовое гнездо, где он мог найти воспоминания детства и свои корни. Интересно, каким мальчишкой он был?
Она снова улыбнулась и взялась за телефон. Виктор попросил позвонить, если у нее появится желание, и желание появилось.
Виктор снял трубку после первого же гудка, и она услышала угрюмое «алло».
– Добрый день! Надеюсь, я не разбудила тебя?
– Нет... Вовсе нет...
Его голос звучал хрипло, без воодушевления, и он ничего больше не сказал.
– Я тебя потревожила?
– Нет.
После нового молчания Виржини начала беспокоиться.
– Я хотела узнать, не свободен ли ты сегодня в обед?
– Нет, я не смогу, мне очень жаль.
Он казался очень взвинченным, рассеянным, чувствующим себя неуютно. Возможно, он был не один?
– Послушай, Виржини, очень долго объяснять, но... Могу я тебе перезвонить позже? В конце дня или завтра...
Его холодность обидела ее, и она сухо произнесла:
– Как тебе угодно. Пока!
Повесив трубку, она закусила губу от злости. Стоило ли так заводиться сполоборота? Они всего-навсего провели вместе ночь, замечательную, надо сказать, ночь, и это все. В их возрасте секс ни к чему не обязывает. Уже было – с Пьером она допустила такую же ошибку.
– К черту Пьера! – вслух сказала она.
Неисправимая... Она опять норовила добавить чувство, убедить себя, что речь идет о любви, но она ошибалась и знала об этом. Виктор вовсе не собирался усложнять свою жизнь! Как и все мужчины, его «я почти влюблен в вас» означало в переводе на прозаический язык «я хочу вас». А потом – спасибо и до свидания.
Валяться в кровати уже не представляло никакого интереса. Виржини раздраженно откинула простыню. Воскресенье или нет, а она пойдет на строительство к Сесиль Массабо, вместо того чтобы глупо мечтать о невозможном.
Сидя лицом к лицу, Виктор и Максим старались не смотреть друг на друга. Было около полудня, но время больше не имело для них значения. Единственный главный вопрос, на который они не могли найти ответ,– это что они скажут и кому.
– Нильс не сможет выслушать это! – предположил Виктор.
Он не считал больше брата соперником, а видел его неуравновешенным, ранимым человеком, который как никто другой, имел веские причины ощущать себя неуютно; его нельзя было добивать.
– Но он имеет право знать,– пробормотал Максим.
– Согласен, но кто возьмет на себя труд донести до него правду? Ты?
– Папа.
– Нет! Мы не можем просить его убить Нильса в упор!
Вот в чем проблема! Их мать убила Анеке у Нильса на глазах. Помнит он об этом или нет, но эта картина запечатлелась в его подсознании навсегда. Он не говорил еще и, возможно, не понял ту сцену, которая разворачивалась перед ним; но что же он ощутил, когда его передали в руки Бланш?
– Мне кажется, нам надо еще подумать, Вик...
Между ними на кухонном столе лежал открытый черный блокнот. Максим протянул руку, закрыл его и придвинул к себе.
