разрешили наряду с парализующими. Ну вот, теперь уже точно не узнать, был ли там кто-то. Виктор подполз к лейтенанту, убитому в начале пальбы. Перевернул. Вместо лица — красное месиво с прилипшими кружками огурцов. Огурцы тоже красные.
— Салат с кровью, новое блюдо, — хмыкнул офицерик рядом и заржал.
— Разве так можно?! Я спрашиваю: разве так можно? — кричал Рузгин, потрясая в воздухе «Гариным», из которого он ни разу не выстрелил. — Это — подлость! Удар в спину! Гады! Так нельзя! Нельзя! Куда смотрят наблюдатели?
Он схватил бутылку коньяка, открыл, хлебнул из горла, закашлялся.
Приехала на джипе с белым флажком военная полиция. Но поскольку скалу разнесли на куски фотонной гранатой, разбираться не стала. Немолодой мужчина в серой форме с белой повязкой на рукаве, украшенной буквами «MP», долго о чем-то объяснялся по рации с начальством.
Спустя полчаса прилетел вертолет наблюдателей, сделал круг над местом происшествия, произвел съемку и улетел. Вертолетами на этой стороне располагал только наблюдательный совет. Их провозили через врата частями и собирали уже здесь. На зиму вертушки оставляют в ангаре под защитой силовых установок и отряда военной полиции. Говорят, каждую зиму мары пытаются их отбить. Пока не получалось.
Мары. Призраки, дьяволы, проклятые. Их ненавидят все — и «синие», и «красные», — и все боятся. Map — худшее ругательство по эту сторону врат.
Виктор положил руку Борьке Рузгину на плечо:
— До сих пор никто не знает, чем отличается военная хитрость от подлости. Формально они не нарушили ни одного из пунктов летней операции. Мы в зоне военных действий.
— Вы кого-нибудь убили, Виктор Палыч? — спросила Валюша. Когда стреляли, она была в кладовой — набирала в корзинку припасы. Теперь вернулась. Заахала, потом вспомнила про аптечку в сумке, кинулась перевязывать. Раненых было трое. — Убили?
— Не знаю, может быть. Скорее всего, нет.
— Это хорошо, — Валюша одобрительно кивнула. — То есть для вас хорошо.
— Почему? — не понял Виктор.
— Говорят, тот, кто убивает, на ком кровь, рано или поздно уходит к марам.
— Кто вам сказал подобную чепуху, Валюша? — пожал плечами Виктор.
— Это все знают.
— Спасибо, что предупредили, милая.
В человека Виктор стрелял не впервые. Впервые было на той стороне. Когда отряд миротворцев окружили в Дарфуре. Семь лет назад.
Эдик всю перестрелку пролежал за камнем, лицом в землю, руки — на голове. Он что-то бормотал, подвывал. Проклинал и плакал. Был готов сдаться. Он был жалок. Кто бы мог подумать в тот день, что Арутян окажется таким смелым в мортале!
Вечером Эдик явился к Виктору в сборный домик (на базе они жили в аккуратных домиках с туалетами и душевыми, почти комфортно) и заявил, что экспедиция переносится на август. Комбату уже предъявлен ультиматум: или Васильев дает людей и вездеход, или возвращает аванс и платит неустойку. Васильев юлил, отговаривался: очередная операция на носу, вездеходы наперечет, лето, врата закрыты, людьми в мортале рисковать нельзя. Эдик напомнил: договор лежит на той стороне у Гремучки в Сейфе. Неустойка в нем прописана пятизначным числом.
— Подожди до сентября, — советовал комбат. — Куда ты торопишься? Почему именно весной или летом?
— Большая игра. Думаешь, тебе просто так деньги заплатили?
Васильев сдался.
То есть сказал:
— Ладно, хочешь сдохнуть в мортале — сдыхай.
Выделил лейтенанта Рузгина и с ним еще семь человек вместо обещанных десяти. Валюша вызвалась сопровождать их добровольно. Та самая Валюшка, Валентина, пухленькая развеселая хохотушка.
Все это красочно в лицах рассказывал Эдик, глотая коньяк как воду. Виктор слушал и качал головой. Он понимал: Эдик тащит их на смерть. Понимал это и майор Васильев. Не в первый раз комбат в Диком мире знал, что к чему.
«Смерть? Ерунда! — отговаривался Арутян. — Я знаю, как пройти мортал. Ты и не заметишь, что угодил в этот долбаный лес!»
Но Виктор не верил. Для Арутяна главное — достигнуть. Какими путями и как — все равно. Убеждать — бесполезно. Напугать? Виктор пытался. Но в ответ Эдик лишь хитро подмигивал и твердил: «А я не боюсь». Можно было отказаться (Виктор имел право как портальщик: где хочу, там и снимаю, и никто мне не указ); второй вариант — пристрелить Арутяна, чтобы тот никуда не пошел и людей не погубил, и, наконец — третий — идти вместе с Эдиком и попытаться вытащить ребят из мортала.
Первый вариант Виктор сразу отмел, второй — не мог исполнить. Значит, оставался третий путь...
И они отправились. Середина августа. Жара. Просторы. На той стороне не увидишь такого: равнины, луга, реки, леса... Здесь все — необозримо. А там — впритык, и все плечом к плечу, построено, посажено, подстрижено. Все ненастоящее, даже то, что растет и дышит. Там — суета и духота. Здесь — тишина, запах травы, бездонные небеса, бездонные озера и реки; заблудишься и утонешь — в небесах или в воде. Тишина. Только здесь понимаешь, что это такое. Но тишину, в конце концов, разорвет автоматная очередь.
Зона войны. Она нанесена на карту. Заранее, еще зимой, генералы договариваются и очерчивают
