атак. А Вер, как всегда, был непредсказуем. Его меч один за другим отбил удары обоих клинков («Невозможно!» «Невероятно!» «Как он это сделал!»), а в следующий миг щит обрушился сбоку на голову Варрона. Гладиатор зашатался, его потащило вбок, ноги заплелись, и он едва не упал. Зрители повскакали с мест. Колизей буквально взорвался от крика. Вер театрально вскинул руки и прошелся вдоль сенаторских лож. Элий одобрительно кивнул. Остальные зрители Вера не интересовали.
Варрон несколько раз тряхнул головой, приходя в себя, и вновь ринулся в атаку. Он еще был уверен в победе. В этот раз он выбрал обратную вертушку, когда мечи шли снизу вверх, для Вера очень опасную: клинок Варрона мог подцепить щит снизу и вырвать. Вер пятился, выставив вперед меч. Клинки Варрона били по стали, как зубья неостановимо вращающейся шестерни. У этой вертушки был один недостаток, и Вер знал, какой. В одно из мгновений руки Варрона сплетались вместе. Вер отступал, ожидая нужного мгновения. Вот оно! Вер парировал удар идущего вверх меча, но парировал мягко, без отскока, заставив свой клинок прилипнуть к мечу противника. При этом Варрон не мог пустить в ход второй меч, пока не освободилась первая рука. И хотя его беспомощное состояние длилось лишь долю секунды, этого мгновения было достаточно – ребром щита Вер ударил в сплетенные руки противника. Несмотря на пластиковые наручи, Варрон содрогнулся от боли и прянул вверх. Возможно, удар переломал ему предплечья. Но об этом Вер подумал после. А сейчас он был машиной, созданной сражаться и рубить, пока поединок не закончен. Бешеная ярость охватила Вера. Его хотят лишить победы? Нет, не выйдет! Никогда! Клинок обрушился на шлем беспомощного противника. Варрон повалился на песок, неуклюже раскинув ноги. Воздух лопнул от тысячеголосого вопля.
Не сразу Вер осознал, что нанес удар неимоверной силы.
Гладиатор вскинул руки жестом победителя и побежал победный круг по арене. «Победа!» – рвался истошный крик из его горла.
При этом он смотрел на себя как бы со стороны и спрашивал с недоумением, почти с презрением: зачем этот крик, эта детская радость? Да, он удовлетворил свою прихоть, но разве можно по этому поводу выражать радость так вульгарно?! Ведь на самом деле он не радуется. Он лишь изображает радость. И победа ему не нужна. Зачем? К чему она?
Зрители в ответ неистово скандировали:
«Вер! Вер! Вер!»
Вер запрокинул голову. Существо, окруженное платиновым сиянием, взмыло в небесную синь и исчезло.
Победитель перевел взгляд на поверженного противника. Варрон не шевелился. Золотой песок возле шлема сделался красен. А потом Веру почудилось, что полупрозрачная аура отделилась от неподвижного тела и заскользила вверх, вслед за улетающим гением.
Кассий бежал к Варрону, а за ним спешили двое младших медиков с носилками. Кассий Лентул с разбегу упал на колени, взрывая песок. Ланцетом перерезал ремни шлема и замер. Девушка с нашивкой младшего медика на рукаве вколола в вену иглу капельницы, не обращая внимания не немую растерянность Кассия. Вер подошел к ним. Остекленевшие глаза Варрона смотрели на своего убийцу и не видели его. Мелкие песчинки золотыми искрами поблескивали на фоне черных зрачков. Но песчинки больше не мешали Варрону.
– Он угодил в лапы к Орку. – Служитель Эскулапа тронул девушку за плечо, давая понять, что все усилия бесполезны.
Осколок шлема вошел Варрону глубоко в висок.
Желание Сервилии Кар было исполнено.
Элий ждал гладиатора на стоянке в своей пурпурной «триреме». Мог бы и не ждать. Зачем сенатору встречаться с гладиатором-убийцей? Но Элий демонстративно распахнул дверцу, и Вер плюхнулся рядом с ним на заднее сиденье.
– Кажется, я должен пойти в храм? Таков ритуал? – Он не знал, как надо вести себя и потому был развязен.
– Рим потерял честного мужа, и мы пойдем в храм, чтобы Аполлон очистил тебя от убийства. Но не сразу.
Наверняка Элий думает, что Вер сходит с ума от отчаяния. Но Вер не сходит с ума. Он растерян – да. Его разум мечется зверем в клетке. Гладиатор проклинает нелепость происходящего. Но разве это те чувства, которые должен испытывать человек, убивший товарища?
– Я не хотел его убивать, – сказал Вер. – Варрон погиб из-за маленькой девочки, которую я никогда не видел.
Элий положил ему руку на плечо. Что, если изобразить раскаяние, боль? Может, тогда Вер ощутит и раскаяние, и боль? Но как долго придется изображать чувства? Час? Два? Всю жизнь?
– Куда мы едем? – Вер огляделся. К его удивлению, авто свернуло на Тибуртинскую дорогу.
– На Эсквилин [58]. В больницу.
– Зачем? Варрон мертв. Его нельзя воскресить. Будь у него один шанс из тысячи, я бы дрался за него в следующем поединке! – Хорошая фраза. Благородная. Так мог бы сказать Элий. Играй свою роль дальше, дружище Вер, и у тебя что-нибудь да получится.
– В этой больнице находится Летиция Кар. Я позвонил туда, и мне сказали, что ее состояние резко улучшилось. Она вышла из комы. Полагаю, нам стоит пообщаться со спасенной.
– Она получила жизнь, о чем еще говорить?!
– Хочу задать ей пару вопросов. Ты же будь за дверью. На всякий случай. Так даже лучше. Твоя черная туника может напугать девочку.
Черная туника. Траурная туника. Траур надевают на обвиняемого в суде. Вер будет носить черную тунику до конца Аполлоновых игр. Гладиатор, убивший противника на арене. С ним это впервые. За сорок игр – впервые. Какие муки ожидают убийцу в твердыне Тартара? Верно, свои сорок кругов. И свист плетей, и пронзительный скрежет железа. Как у Вергилия. Но даже мысль о посмертных муках не пробудила жалости к Варрону.
Вместо жалости явился гнев.
Все было подстроено! Домна Сервилия купила клеймо. Явился гений и стал угрожать. Элий подсказал «формулу независимости». И Вер скрепил кровью нерушимый договор с богами. Гений предал. А друг помог убить. Вер почувствовал, как где-то в глубине живота растекается ледяной холод. Но не знакомый сладостный и страшный холод азарта, а совершенно иной, сродни болотной жиже. Нет, это невозможно, Элий вне подозрений. Уж скорее себя Вер может подозревать, нежели Элия. И все же…
– Ответь-ка мне на один вопрос, дружище. Но только не лги.
– Лгать не стоит даже в сенате. Зачем обманывать тебя? – пожал плечами Элий.
– Кто тебя просил передать мне «формулу независимости»? Припомни.
Фраза хлестнула, как пощечина. Лицо Элия перекосилось.
– О чем ты!? Кто меня мог просить? Я позаимствовал ее из кодекса. Моя душа обращена к тебе, а ты обвинил меня в… – Элий замолчал на полуслове.
– Ты что не видишь, как все связано: твоя формула, заказ этой сучки Сервилии и смерть Варрона! – заорал Вер.
Элий верил и не верил… И вдруг мелькнула догадка:
– Ты прав, меня поймали, как самовлюбленного идиота. Месяц назад, выступая в сенате, я упомянул о «формуле независимости». Удачная речь, аплодисменты, текст полностью напечатали в «Акте диурне». Получается…
– Получается, что Сервилия Кар читает «Акту диурну» от первой страницы до последней. Только и всего, – перебил его Вер.
Да, продумано умно! Неведомо как, но Сервилия знала, что гений вмешается в это дело, и рассчитала все. Логично предположить, что Вер обратится за помощью к Элию, и сенатор, непременно вспомнит о формуле. Желание Элия помочь убило Варрона вместе с нежеланием Вера подчиниться. Но почему смерть? Никогда прежде с Вером не случалось подобного на арене, он всегда контролировал удары, всегда разил в полсилы, сознавая, то легко может убить даже тупым оружием. Но сегодня он будто обезумел. Он хотел победить во что бы то ни стало! Он дрался насмерть, как приговоренный к арене. Вот именно – приговоренный. Ведь формула независимости – формула смертников. И Вер сделался смертником, едва ее
