– Не знаю, может и правильно. Только не всех. – уточнил Роман. Он разглядывал на свет воду в фужере. Заговаривать ее в коньяк не стал. – Тогда казалось: главное – доказать, что колдовская сила существует. Думали, сразу мир переменится, проблемы сами собой решатся. Дай нам волю, мы все болезни излечим, все беды отведем одними заклинаниями. Мнилось, сможем абсолютно все… – Роман замолчал на полуслове, потому что показалось ему, что говорит не то что-то. То есть, вроде верно, но не то.
– Обидно. – Михаил Евгеньевич поверх очков глянул на водного колдуна. – А может, мы в самом деле колдуны ни к черту, а?
– Колдунов стало слишком много, – предположила Тина; коньяк придал ей смелости. – Они друг у друга энергию гасят. Надо главного назначить, чтоб он руководил.
– Как мудро! Назначить главного… Остальные чтоб ему хвосты заносили? – хитро прищурился Чудак. – А если главным будет вовсе не Роман Вернон? То есть, скорее всего, не он. Что тогда, Алевтина Петровна?
– Я не то хотела сказать! – Тина густо покраснела.
– Многие так же, как вы, считают. Но есть и другое мнение. Неужели не слышали? Говорят (причем, громко), что надо вновь колдунов на кострах жечь. Клянутся, что без огоньку, без страха, без преследований талант колдовской глохнет. Но стоит пригрозить колдуну костром, попугать его, да из дома выставить, да гнать и гнать в глушь, в болота, в леса, кольем его бить, – вот тогда и отверзнется в гонимом истинный дар. Ну, и парочку сжечь для острастки. Чтоб бы остальных настоящий ужас пронял – до самого мозжечка.
– Не люблю открытый огонь, – сказал Роман. – И тех, кто поджигает костры – тоже.
– Знаете, что я вам скажу, Роман Васильевич: с лишком много времени прошло с большой войны. Забыли, что такое настоящий пожар. Теперь все раздувают, раздувают… Я тогда пацаном был, только восемнадцать стукнуло, и угодил как раз на Невский пятачок. Там до сих пор кости наших ребят в земле лежат непогребенные. Ночь, ад кромешный, на той стороне немцы наших косят, а на этой мы в лодки грузимся. Ну и заскакивает к нам в лодку круглолицый упитанный такой комиссар и давай орать про Ленинград, про то, что ни шагу назад. Ну, пока орал, лодка и отчалила. Он как завизжит: «Стой, куда! Меня нельзя!» И такой в его голосе страх, просто ужас совершенный в голосе. Я сижу, смотрю на него, и так вдруг смешно сделалось. Смех меня так и разбирает. Комиссар матерится и требует лодку назад повернуть. Ему лейтенант наш и говорит: «Ничего, скоро вернешься». Напророчил. Только мы из лодки стали высаживаться, как рядом рвануло: комиссару осколок в бедро, мне – в грудь. Нас обратно в той же лодке и доставили. Так вот, Роман Васильевич, с тех самых пор я решил, что многое могу в жизни делать, но комиссарить никогда не буду.
– Что от вас требуют? – спросил Роман, чувствуя, что внутри противно холодеет. – Кто требует?
Чудак вздохнул:
– Что требуют? Чтоб мы хозяина обруча не искали. Намекают, что час настал колдовство в мешок собрать да тем мешком по башке страну нашу непутевую огорошить. Кое-кому идея эта по душе приходится. Но я категорически… – тут Чудодей повысил голос, что с ним случалось редко, – против.
– Почему? – спросила Тина.
– Потому, Алевтина Петровна, что человек сам себе дорожку выбирать должен, не надобно его на неведомую дорожку колдовством заманивать. Оттого много всяких бед случается.
– Вы откажетесь – другой согласится. – Тина набралась храбрости и кинулась спорить. – Так уж лучше вы на правильную дорожку направите.
Чудодей рассмеялся:
– Да как же я могу на дорожку направлять? Ну, хоть вас, Алевтина Петровна? Я ж, получается, за вас выбрать дорожку должен. Но вдруг вам путь этот хуже смерти?
– Роман, разве я не права? – повернулась Тина к водному колдуну.
– Не знаю, о чем мы говорим. Для канала выбирают направление, а река течет куда хочет. Плотины ее уродуют. Морем или океаном вообще управлять глупо.
Чудодей улыбнулся:
– Я вот что заметил, Роман Васильевич. Вы в Темногорск вернулись совсем другим, не таким, каким уезжали.
– Каким же я вернулся?
– А вы себя спросите. – Чудодей отвязал поводок от ножки кресла. – Вы мне вот что скажите, Роман Васильевич: удалось ли что-нибудь про обручи разузнать?
– Удалось. Но не так много. Одно теперь знаю: в обручах все четыре стихии замкнуты, – сказал Роман. – Это точно. А вот кто их сделал и для чего – неведомо пока.
Чудак поправил паричок, взял Матюшу на руки, шагнул к двери. Потом обернулся:
– Гавриилу Черному осколок отнесите. Гавриил – сильный колдун, может, хозяина обруча найдет. Если осмелится.
Показалось, что дверь и не открывалась вовсе, а Чудодей сквозь нее как-то сам собой просочился.
– Зачем ты отдал ему собаку? – удивилась Тина.
– Ты же слышала, он сказал: мы плохие колдуны.
Роман отвернулся. Не то что бы он был согласен в этом с Чудаком. Нет и нет… Но что-то в словах председателя Синклита задевало.
– Что теперь? – спросил Стен.
– Теперь – вспоминать, – отвечал колдун.
Наверх, в спальню, и пусть
ВИДЕНИЯ
начнутся.
Они ехали долго. День и всю ночь. И вновь начался день, шоссе осталось позади, теперь они пробирались по какому-то проселку. Два раза застревали в грязи, и Роман заклинанием выталкивал джип. Время уходило, вторые сутки действия заклинания льдом истекли, а они еще не добрались до Беловодья.
– Мне казалось, что ехать куда ближе, – заметил Роман. – Кажется, вертолет летел из Беловодья час, или чуть больше? – спросил он База.
– Дороги плохие, – отозвался тот.
После того, как выехали из Суетеловска, Баз выглядел подавленным. Почти не разговаривал, будто отгородился от всех стеной. И улыбаться стал реже. Или вообще не улыбался теперь?
– Вертолет прилетел со стоянки в клинике, – уточнил Стен. – А не из Беловодья.
– Почему мы сейчас не вызвали вертолет?
– Испортилась связь, – заявил Баз.
Колдун был уверен, что добрый доктор солгал.
– Так к вечеру мы доберемся или нет?! – вспылил Роман.
– Надеюсь, – отозвался Стен. – Скоро уже
Машину все время вел Алексей. Иногда его подменял Роман. Стен показывал по карте, куда ехать, и сам отсыпался на заднем сиденье. Колдун чувствовал себя отвратительно. Время от времени начинало жечь кожу, перед глазами вдруг возникало алое пятно в желтом ореоле и заслоняло реальность. В такие мгновения колдун вынужден был останавливать машину, чтобы не врезаться в ближайшее дерево.
– Хреново? – спросил Юл.
– Вроде того.
– Надо было начинать с пива, а не сразу с самогона, – поучительно заметил мальчишка.
– Ты, как всегда, прав, старина.
– Только ты никогда меня не слушаешь. Баз, видимо, тоже перепил. Всю дорогу сидит смурной.
Роман покосился на Васю Зотова. Тот в самом деле выглядел больным. Даже аура его потускнела.
– Баз, как тебя-то угораздило попасть в этот круг? – спросил колдун. – Ведь ты не человек идеи вроде Стена. Ты – человек дела.
– Он – идеалист, да еще какой, – вмешался в разговор Стен. – Только тщательно скрывает.
– Я не идеалист. Попытаюсь сейчас объяснить. – Баз сделал паузу. Затем заговорил, будто чуточку не своим, измененным голосом. Скорее всего, он говорил то, о чем не раз думал, и вот теперь решил, что